Пагубная любовь
Шрифт:
Завербовать молодца в шайку оказалось делом нетрудным. В одну из ближайших ночей Огневик был представлен товарищам по оружию в лагонсиньской таверне, и оказалось, что общество это еще изысканнее, чем он предполагал. Украшением банды были несколько субъектов, которые вели сию полную приключений жизнь, казалось, лишь из любви к острым ощущениям: то были своего рода люди искусства, как сказали бы мы ныне. Младшие сыновья семейств, пользующихся доброй славой и почетом со времени королей первой династии, беглые рекруты, поденщики, бородачи, прибывшие из дальних краев, преступники, бежавшие из тюрем и мест ссылки, — народ разношерстный, как видит читатель, но все как на
«Востроглазая компания» переживала трудную пору в тот год, когда в нее вступил сын Бенто Араужо. Люди при деньгах не отваживались пускаться в путь по горным дорогам, пользовавшимся недоброй славой; и владельцы поместий из глухих селений перебирались на жительство в большие и малые города.
В планах Луиса Пристава давно уже значился Бенто де Араужо; но поскольку на свете есть еще порядочные люди, предводителю было неприятно предлагать на обсуждение вопрос о том, каким наиболее приемлемым способом вытянуть три тысячи золотых из отца Огневика. Сочлены сего союза строго соблюдали приличия в своем кругу, что не всегда имеет место даже в признанных законом общественных союзах.
Однако ж поскольку пояс приходилось затягивать все туже и вдобавок до слуха Огневика дошла дурная весть о том, что отец его намеревается перебраться в Гондифелос к своим племянникам, предводитель, вооружившись теми доводами в пользу предприятия, каковые благоразумие ему подсказало, а Жоакин одобрил, предложил членам шайки потолковать о том, каким способом вынудить камнедробильщика, чтоб открыл тайничок с сокровищем. Огневик, впрочем, заручился согласием сотоварищей на то, что его освободят от участия в деле, поскольку как-никак старик доводится ему отцом и голоса крови не заглушить. Никто из присутствующих не поднял на смех чувствительность сына: великие чувства и глубокие идеи потрясают людские души во всех сословиях. Жоакина горячо поддержал и даже расцеловал один член шайки родом из Фелгейроса, обвинявшийся в отцеубийстве.
VII
В те годы в ноябрьские вечера после девяти часов Фамаликан замирал в тишине черным скопищем строений, опоясанным дубовыми и сосновыми рощами. Там, где в наши дни красуются особняки с гербами владельцев на фронтоне, тянулись обширные болота, по берегам которых кое-где виднелись лачуги бедняков. Банда Луиса Пристава могла орудовать без страха и помех в самом сердце города — точно так же, как на глухих окраинах.
В одну из таких ночей вожак с дюжиной отборных молодцов появился в проулке Энширас, где жил Бенто де Араужо. Луис Пристав и еще двое подошли к двери; остальные стояли на страже с обоих концов проулка.
Камнедробильщик еще сидел у очага. С тех пор как ему сказали, что сын его ночует иногда у Луиса Пристава, он просиживал без сна до самого рассвета. Старик так боялся налета, что уже трижды в ненастные ночи звал криками народ на помощь. В первый раз соседи с неколебимым бесстрашием и громкими воплями выглянули в окна и увидели, что какой-то приблудный боров подкапывается рылом под дверь Бенто, — возможно, его привлек аромат свинарни, источавшийся оттуда. Оба последующих раза, сколько ни вопил камнедробильщик, никто не пошевелился, поскольку все полагали, что виновником страхов скупца, как и в первый раз, является боров.
То же самое произошло и в ту ноябрьскую ночь. Камнедробильщик услышал, что перед его дверью возятся люди, и различил даже скрип железа между косяком и створкой двери. Он закричал, но крик, казалось, вырывался сквозь стиснутые зубы. Засов отскочил, и дверь под напором пары могучих плеч распахнулась с такой быстротой, что двое мужчин влетели стремительно, словно вброшенные катапультой, и остановились, лишь приблизясь вплотную к окаменевшему старику. В свете горящей лучины камнедробильщик увидел, как у самого его горла блеснула сталь ножа, и услышал измененный голос — у обоих посетителей лица были прикрыты платками.
— Если закричите, умрете на месте. Хотите жить — давайте сюда три тысячи золотых, да не мешкайте. Не пытайтесь одурачить нас или разжалобить. Решайте: деньги или жизнь.
Бенто молитвенно воздел длани и зарыдал, прося пощады.
— Где три тысячи золотых? — спросил Пристав.
— Три тысячи золотых?! — пробормотал старик таким тоном, словно одурел от страха, услышав сей вопрос, ибо у него за душой не водилось и трех медяков.
— Убьем эту нечисть, — продолжал Пристав, — и поднимем половицы.
— Я не здесь деньги держу, добрые сеньоры, — поспешно проговорил старик, заливаясь слезами.
— А где же?
— Зарыл под валуном...
— Близко отсюда? Поживей.
— Нет, сеньор, не очень близко. Почти с милю будет... В Вермуине.
— Ладно, — заключил предводитель. — Показывайте нам дорогу, и пойдем выкапывать деньги. Шевелись, старина!
При таком повороте дела камнедробильщик почувствовал некоторое облегчение, словно спасение денег ценою опасности для жизни было значительной удачей.
Ведомая стариком шайка углубилась в лесные дебри, миновала холм, примыкающий к отрогам Вермуинских гор, и по Сан-Косте-де-Вале стала пробираться к скалам, прозванным в тех местах «Замком».
— Вы не печальтесь, — говорил по пути Пристав камнедробильщику. — Вам ведь тоже останется толика, будет на что жить в довольстве. Необходимого мы у вас не отберем, нам только лишнее требуется. Разве мы не порядочные люди, старина?
И он похлопывал его по плечу.
— Само собою, сеньор, — отвечал Бенто, а сам тем временем сосредоточенно обдумывал опасное положение, в коем очутился, и искал способа из оного выбраться.
— Поторапливайтесь, — твердил свое вожак, мягко подталкивая старика.
— Стоило бы подбодрить его пинком-другим, — предложил один из членов шайки, опасаясь, что рассвет помешает им довершить дело.
Когда наконец все добрались до островерхого гребня горы, Пристав проговорил:
— Мы на месте. Где валун?
— Не разглядеть мне... Лишь при дневном свете смогу я узнать место, — отвечал Бенто.
— Горю легко помочь... — возразил Пристав с улыбкой, не сулившей ничего доброго. — Эй, Фрейамунде, высеки огонь и запали факел из валежника, чтобы этот дядюшка разглядел, где его деньжата.