Пагубная любовь
Шрифт:
В ответ на сие проявление щедрости роялистская клика великодушно наградила его орденом святого Михаила Архангела. Он уже был розенкрейцером [147] , и принял его в сей союз сам Жозе Пассос в доме, стоявшем в переулке Нета, ныне уже не существующем. Между Силвестре и видимой миру ипостасью абсолютного монарха началось соревнование по части даров. Значительная часть нетронутых червонцев давным-давно усопшего Золотца перекочевала в пояс шотландского авантюриста Макдоннелла, а оттуда в карманы солдат, расстрелявших его в Саброзо. О, судьбы денег! Как содрогался бы в гробу труп камнедробильщика Бенто, не растерзай его в горах вороны и волки!
147
Он
Когда политическая лихорадка спала, Силвестре, наслушавшись колкостей супруги, стал подозревать, что попал впросак и что Дон Мигел знать не знал о его существовании. Он покинул политическое поприще, став всеобщим посмешищем и вконец разочаровавшись. Административные и судебные чиновники в Барселосе насмехались над ним, а в «Газете бедняков» некто за подписью «Друг Истины» писал, что Силвестре де Ромарис в острейшем приступе скорби проливает слезы до того горючие, что они могут привести в действие ракеты. Разящий намек, который вполне дошел до Силвестре, когда тот разобрал по складам статейку.
Что касается чтения по складам, наследница майората получала письма от писаря барселосского суда; но распечатала она их, только когда набралось семь штук, и одна белошвейка прочла ей все семь. Фелизарда выросла в неграмотности и находилась со словесностью в тех же отношениях, что и древнегреческие девицы до той поры, покуда Кадм, сын Агенора, не ввел в Греции финикийскую письменность; [148] но зато в ее пышной груди пылал зажженный природою пламень, и она обожала уличные песенки и соревнования народных певцов-импровизаторов, иные фразы коих настоятельно требовали вмешательства полиции.
148
...Кадм, сын Агенора, не ввел в Греции финикийскую письменность... — Кадму, мифическому основателю Беотийских Фив, приписывалось принесение в Грецию финикийских письмен, называвшихся поэтому «кадмийскими». Агенор — финикийский царь, сын бога Посейдона, отец Кадма и Европы.
Несколько слов о писаре барселосского муниципального суда.
Сей субъект обследовал все отрасли человеческого знания с помощью «Краткой практической энциклопедии», каковую написал сеньор Эмилио Акилес де Монтеверде; [149] сочинял шарады, некоторые были напечатаны. Мое первое — горячительный напиток, мое второе — противительный союз, мое третье — злак с зерном белого цвета; все вместе — имение, где живет прекрасная дева — Ромарис. Юнец наш, по имени Жозе Иполито, питал безграничную веру в поэтическую ценность «зефира» и «топей», в торжество справедливости, а также в архангела поэзии 1840 года. Суккубы [150] его ночных грез на берегах Кавадо высасывали из него кровь. Он был меланхоличен и сухопар, как хворая борзая. Больше всего на свете, кроме безденежья, терзала его страсть к Фелизарде. Он зарабатывал три тостана в день и изнывал от желания обзавестись лошадью и экипажем. Пока же усердно посещал знакомых и в гостях декламировал известное стихотворение: [151]
149
Эмилио Акилес де Монтеверде (1803—1881) — португальский писатель и дипломат. Его энциклопедия, упоминаемая Камило Кастело Бранко, выдержала целый ряд изданий.
150
Суккубы — женщины-демоны, посещающие спящих и мучающие их кошмарами.
151
Далее цитируются стихи португальского поэта Луиса Аугусто Палмерина (1825—1893).
или другое, «Луна в Лондоне»:
Глухая ночь; печальное светило Прорвало пелену свинцовых туч и т. д.И пускал слезу, когда доходил до самых душещипательных строк.
Фелизарда по всем статьям была не под пару нашему сухопарому герою (каламбур невольный); он же изо всех сил старался воспарить в те выси, где она обитала. Чтобы завладеть ею, он готов был стать быком, как Зевс, хотя по склонности парить в высях скорее годился бы на роль лебедя, если бы у Фелизарды, кроме ее естественных инстинктов, были еще несколько животные инстинкты Леды. [152]
152
...он готов был стать быком, как Зевс, хотя... скорее годился бы на роль лебедя, если бы у Фелизарды... были... инстинкты Леды. — Желая похитить дочь Агенора — Европу, Зевс превратился в быка. Европа села к нему на спину, и он умчал ее на остров Крит. Леда — жена спартанского царя Тиндарея, которую соблазнил Зевс, превратившись в лебедя. У них родилась Елена Прекрасная, из-за которой разразилась Троянская война.
Он написал ей семь посланий, многословных и унылых, словно семь смертных грехов. Прочитавшая их белошвейка заливалась слезами и заучивала длиннейшие фразы наизусть, дабы отвечать на письма старшего капрала Тринадцатого пехотного полка. Фелизарда слушала с тем же вниманием, с коим лягушка, выпучив над тиною полные страха глаза, слушает соловья. Поскольку проза была нашпигована четверостишиями, наследница майората всякий раз, когда воспринимала рифму, разражалась хохотом, точь-в-точь как в лирических местах пьесы про святого Антония в театре Сан-Жерардо. Такое уж было у нее врожденное увечье! А может быть, смех ее был предвестием того всеобщего взрыва хохота, который в наши дни заглушает журчание субъективной поэзии.
Белошвейка постигла чувства Фелизарды и написала ответ, в коем облекла эти чувства в слова, сами по себе невинные, но попиравшие все законы орфографии. Писарь любил Фелизарду по-настоящему: прочитав письмо, где девица именовала его сакровищем своего серца, он со скорбью вспомнил Монтеверде и дал обет выучить Фелизарду всем четырем разделам грамматики, если она когда-нибудь проспрягает глагол «любить», который можно считать правильным лишь тогда, когда он очищен браком.
Они прилежно переписывались. Фелизарда становилась слегка задумчивой, малоподвижной и вялой. Она была влюблена. Психическая сторона ее существа стала оказывать действие на ту, другую. Она маялась приступами томления а-ля Офелия и несварением желудка из-за сидячей жизни. Целыми днями торчала на балконе, выходившем на проезжую дорогу. Жозе Иполито появлялся там по субботам к вечеру; и, если вокруг не было ни души, осведомлялся, как она поживает. И Джульетта, прижавшись трепещущей грудью к перилам и рдея, отвечала, что поживает хорошо.
Писарь повел в своих письмах речь о браке. Она отвечала согласием. Жозе Иполито, подхлестываемый любовью, отважился на шаг, от коего друзья всячески его отговаривали. Он попросил руку Фелизарды у отца ее и раскаялся. Силвестре спросил его, кто он такой и каким состоянием располагает. Услышав ответ, бывший пиротехник сказал с презрительной миной:
— Раз так, прощайте. Может, вы, сеньор, и не дурак, но очень на него похожи.
И выразительно показал ему на дверь. Затем позвал дочь и спросил:
— Что за чертовщина? Где ты познакомилась с этим голодранцем, что пришел к тебе свататься?
Фелизарда простодушно рассказала все, как было, показала письма, созналась, кто читал их ей, кто отвечал, и сказала в заключение:
— Как бы там ни было, а я хочу за него замуж, да поскорее.
Отец разразился воплями, перемежавшимися с грубыми междометиями. Дочь с рыданиями выбежала из его комнаты и не вышла ни к обеду, ни к ужину.
А мать, трудолюбивая женщина, никогда и в мыслях к себе не подпускавшая неумолимой гордыни, свойственной богачам, говорила мужу: