Пакс. Дорога домой

Пеннипакер Сара

Мир всегда полон – он полон удовольствий и опасностей. Пакс понимал, что они с Иглой должны научить своих щенков всему, что им понадобится в жизни. Да, смотри на меня, соглашался он с дочерью. Но смотри и кругом.

Он показал ей бледно-зелёную бабочку размером с лискину голову – бабочка трепетала крылышками на белой и тонкой, как бумага, берёзовой коре. Показал низинку, где столько ежевики, что когда лиска придёт сюда летом полакомиться, то выпачкает всю шубку. И старый сад, где она, может быть, захочет подремать на солнышке тёплой осенью, а кругом яблоки будут падать в траву. Смотри, всюду щедрость и изобилие.

Наконец они дошли до ограды водохранилища. Здесь Пакс подобрался, насторожился. Сетчатый забор напоминал проволочные стенки его бывшей загородки, но дело было не в этом. Сейчас его больше беспокоило само водохранилище.

Его громадность озадачивала: вдоль него можно было бежать и бежать и видеть одну только воду. И Пакс никогда прежде не встречал водоёма, у которого не было бы того берега. А по этому берегу тянулись бы то непонятные длинные строения, то стена – вода гулко шлёпала о бетон, будто сердилась.

Но самое странное, что здесь ничем не пахло. За год, проведённый на свободе, Пакс узнал, что вода всегда пахнет жизнью, которую она обтекает. Водостоки пахнут небом и листвой, которая в них нападала. Реки – мхом и серебристой форелью. Родники – корнями. Но эта вода не обтекала никакую жизнь: ни медленную рыбу в глубине, ни суетливого краба на мелководье, ни сидящего в иле моллюска. Только стебли мёртвого прибрежного тростника.

Пакс подождал Иглу с сыновьями, потом они все по очереди пробрались под проволочной сеткой – с того края, где угол был немного отогнут. И начали спускаться к воде.

Игла вдруг тревожно зарычала. Пакс лёг, прижался к земле и велел остальным сделать то же.

Он крался и смотрел, пока не увидел.

Вдалеке, между бетонной стеной и длинным строением, на берегу светились какие-то огни. Ждите. Я проверю.

Маленькая лиска заскулила, когда он уходил, но он снова приказал ей ждать и молчать, и она свернулась колечком рядом с матерью.

Пакс двинулся по дуге, держась с подветренной стороны. Скоро до него доплыл запах древесного дыма и донеслись человеческие голоса.

В отличие от Иглы, Пакс не боялся людей. Он жил с мальчиком, он любил этого мальчика, он хорошо знал, как живут люди, – раньше их привычки были и его привычками. Он подполз ближе и стал наблюдать сквозь кусты.

Люди сидели у костра. Среди них были женщины и даже дети, но все они были одеты как больные войной – Пакс помнил эту одежду по прошлому году. Подъехал большой грузовик, его Пакс тоже узнал: он был глухо-оливкового цвета и вонял маслом и палёным металлом.

Тихо выбравшись из кустов, Пакс вернулся туда, где его ждала семья.

Пришли люди, больные войной. Больше ничего объяснять не понадобилось, остальное Пакс и его подруга знали и так: там, где появляются больные войной, земля может без предупреждения взлететь на воздух, а воздух – расколоться и посыпаться с неба. Лисы могут потерять ногу. Лисы могут потерять жизнь.

Теперь им опасно оставаться на Заброшенной Ферме.

Игла обернулась взглянуть на щенков. Мы должны увести их отсюда.

Пакс тоже это понимал. Игла не может оставить детей – значит, искать новый дом для всех них пойдёт он. Но не сегодня. Сегодня мы учим их лакать.

Выбрав безопасное место, где спуск был пологий, а вода тихая, Игла и Пакс съехали по гравию и показали, как надо лакать языком.

Щенки поскакали вниз, к родителям. Они по очереди потрогали лапками воду и испугались её неожиданной текучести. Потом осмелели, стали запрыгивать в неё и выпрыгивать обратно, толкаться, плескаться у кромки.

Игла с Паксом отошли в сторону и наблюдали. Игла насторожённо поглядывала на дальнюю часть берега, где были люди. Пакс смотрел на щенков.

Они уже заметно изменились. Их серые шубки с каждым днём рыжели, на кончиках хвостов и на щеках появлялись новые белые пятнышки. Ноги потемнели и удлинились. Да и сил у малышей явно прибавилось – играя, они легко друг дружку опрокидывали.

Наконец щенки успокоились и стали учиться лакать.

После долгого пути их мучила жажда, они радовались, что у них получается, – и лакали, и лакали, и лакали.

10

– Он не приедет.

– Приедет, – ответила Вола, спокойно раскатывая тесто для печенья.

– Ни разу ещё не приезжал.

– Значит, сегодня будет первый раз. Его единственный внук завтра уезжает на целый месяц. Порежь мне вон ту морковку! И давай-ка накрывай на стол. На троих.

Питер переложил морковь на разделочную доску.

– С чего ты так уверена, что он примет твоё приглашение?

Вола присыпала раскатанное тесто мукой.

– А я его и не приглашала! Просто проинформировала, что ужин в шесть тридцать.

Ещё хуже, подумал Питер, а вслух сказал:

– Он не любит, когда ему указывают, что делать.

Вола пожала плечами и принялась вырезать стаканом кружочки.

– Ну, может, он и сердится, что ты решил жить здесь, а не у него. Но всё равно, ты же его единственный внук, его семья – так? А завтра ты уезжаешь. Значит, он приедет.

Питер тоже на это надеялся – иначе получится, что она зря хлопотала целый день. В печи запекалась утка, начинённая орехами и зелёным луком. Вчера Вола выкопала в огороде последнюю картошку и собрала первый горошек. С утра пораньше она погнала Питера к ручью – за кресс-салатом, а когда он вернулся, она уже сажала в печь пирог с персиками.

Сейчас пирог отдыхал на подоконнике. Его благоухание дразнило Питера весь день: даже когда он наверху, на крыше своей хижины, прибивал последние дранки, персиковый аромат плыл над дорожкой, струился – и чуть ли не манил его тонкими пальцами, как рисуют в мультиках.