Палач
Шрифт:
— Я, как вы и велели, хранил ящик у огня и раз в месяц менял сгнившее мясо на свежее.
Гордый своей исполнительностью, мальчишка опустил руку и вытащил позеленевший кусочек мясной лепешки, густо посыпанный тем, что напоминало хорошо дробленую соль. Нюхнув и притворно скривившись, подросток отдал его мужчине.
Господин «Эй» удовлетворенно кивнул и велел мальчишке увязывать вещи, а сам принялся разматывать повязку на своей искалеченной руке.
Лишенная повязки рука представляла собой жуткое зрелище.
Мужчина глубоко вздохнул и приложил к разрыву тот самый позеленевший кусок мясной лепешки.
— Гнилая плоть — пища дьявола!
Завороженно наблюдавшие за непонятными действиями господина «Эй» присутствующие и не заметили появления священника в черной сутане.
— Я вижу, колдовство мэтра Гальчини продолжается. Отвернись от сатаны. Сохрани душу, сын мой. Если она у тебя еще есть. Палач ты или нет, но кара Божья настигнет каждого заглядывающего под хвост врага Господа.
Священник широко перекрестил всех стоящих перед ним.
— Отец Вельгус, — поклонившись, произнес Венцель Марцел.
Вслед за бюргермейстером поклонились и остальные. Только у господина «Эй» поклон более походил на кивок.
— Это рана получена в бою. Это лечение.
— Душу нужно лечить, а не телесные раны.
Затем, обратившись к бюргермейстеру, святой отец сказал:
— Епископ только что рукоположением освятил меня на приход города Витинбурга и велел немедленно отправляться в путь.
Венцель Марцел посмотрел на священника и спросил:
— Вы готовы прямо сейчас ехать в город?
— Да, сын мой.
— Нужно отправить слугу за вашими вещами.
— Все мои вещи на мне. Я, как и первоапостолы, довольствуюсь грубой одеждой. А пищу пошлет Господь. Я готов в путь.
— Прошу в повозку.
Проследив, удобно ли устроился священник, Венцель Марцел отвел на несколько шагов дочь и грустно улыбнулся.
— Мне хотелось, чтобы ты, дочь моя, осмотрела достойные места города.
— Нам нужно немедленно отправляться в Витинбург. Там мы сможем помочь раненым. Да и твоя рана на голове…
— Она не глубокая и не опасная, — перебил ее отец. — С Верметом уже все в порядке. Лошадь его довезет. Завтра будем дома.
— А этот человек? — Эльва посмотрела на заматывающего руку господина «Эй».
Бюргермейстер задумчиво помял тронутый щетиной подбородок.
— Он вольный человек.
— Отец, ты должен ему помочь. В этом городе у него нет друзей. И никто не впустит его в свой дом. К тому же мы должны быть ему благодарны. Он спас твою жизнь и дважды мою.
— Все это верно. Особенно то, что его не впустят ни в один дом в этом епископстве. А может, и в других землях. — Венцель Марцел согласно кивнул. — Ты
— Он был болен, а болезнь его — это действие винного яда. Могло случиться ужасное, но Бог послал этого человека. Он дал рыцарю чашу с вином и, подождав, пока барон осушит ее, вышел. Рыцарь сразу же ослаб и вскоре уснул. Я тут же бросилась к себе в комнату. Я видела, что вино сделало и с тобой, отец.
— Прости, Эльва, — тихо сказал Венцель Марцел и с готовностью добавил:
— Что мне сделать, чтобы ты не держала в душе обиду на своего отца?
— Дом палача Витинбурга свободен.
— Городская казна пуста. Ты это знаешь, Эльва. Да и зачем городу однорукий палач? Хотя я и могу нанять его на полгода. И даже на год. Если он даст согласие.
— Он даст согласие, — уверенно произнесла девушка и направилась к господину «Эй».
Посмотрев, как, улыбаясь, дочь начала беседу со своим спасителем, Венцель Марцел тяжело вздохнул:
— Заботы, все заботы…
Взглянув на высокие стены епископского замка, Венцель Марцел кожей почувствовал строгий взор умирающего старика.
«…Я буду следить за вами. За тобой, бюргермейстер, и за господином „Эй“. Даже с небес…»
Глава 4
Светало. С пушистой ветки вспорхнула первая птица и устремилась в серость осеннего неба. Лес просыпался, оповещая о своем пробуждении скрипом сосен и шорохом опавшей листвы.
Лошади едва тащили повозку, часто испуская тяжелый пар. Ехавшие за ней стражники то и дело покачивали головами, проваливаясь в недолгий сон, и тут же пытались прийти в себя, ибо опасались свалиться под копыта уставших животных.
За ними, уперев взгляд в худые крупы лошадей, устало брел господин «Эй». Это была его третья бессонная ночь, и огромная усталость до невероятности отяжелила его большое тело. Но не это печалило его сейчас. Раненая рука постепенно немела, отпуская тягучую боль. Где-то в груди образовался огонь, разгоняя по телу искры жара. И этот жар волновал, не давая покоя.
«Только бы успеть, только бы успеть…». — Мысль эта стучала в висках и заставляла, пересиливая недомогание, передвигать налитые свинцом ноги.
Наконец едва державшийся в седле Вермет встрепенулся и острием копья постучал по крыше повозки:
— Господин бюргермейстер, впереди Витинбург.
Сгорбившийся возничий поднял голову и спросонья натянул вожжи.
— Чего встал? — Из окошка показалось сердитое заспанное лицо Венцеля Марцела. — А, приехали… Туда держи.
— Куда? — не понял возничий.
— К гнилому ручью.
— К этому дому? — Возничий невольно содрогнулся и пустил лошадей в низину, раскинувшуюся в полусотне шагов от северных ворот Витинбурга.