Палач

Вальд Виктор

— А это твоя монетка. — Арнульф протянул девочке серебряный полугрош, а затем, повозившись в мешке, прибавил к нему медовый пряник-лошадку. — А вот и твой подарок. Ведь ты весь год была хорошей девочкой. Я это знаю. Все сороки в лесу об этом говорят.

— Спасибо, добрый Арнульф. Дай тебе Бог легкого пути и хороших торгов.

— Спасибо и тебе. А теперь беги. И смотри, не потеряй монетку. Отдай ее сразу же маме. Счастливого Рождества!

Девочка, крепко сжав в маленькой ладошке серебро, поклонилась и побежала в сторону черневших между соснами домиков. Пробежав с десяток шагов, она остановилась и весело крикнула:

— Счастливого Рождества вам, добрые люди!

Затем помахала рукой и продолжила свой путь.

Купец перебрал в руках вожжи и хлестнул концом по лошадиному заду. Та вздрогнула и потянула повозку. Повернув голову к своему попутчику, Арнульф мягко произнес:

— Какая славная девочка. Просто ангел. Она и тебя назвала добрым человеком. — Всадник промолчал, и купец после паузы продолжил:

— А ведь горько подумать, сколько несчастья эта девочка принесла своей матери…

— Что ты говоришь, купец? — Гудо слегка повернул голову и внимательно посмотрел на попутчика.

— Правильнее сказать, не сама девочка, а ее рождение. Много зла на этой грешной земле. И много страданий приходится вынести хорошим людям из-за негодяев, что живут с сатанинским сердцем. А ведь Адела, мать этой девочки, — чистейшей души женщина. И труженица великая. А какая красавица! Только нет ей счастья. Растоптал ее жизнь проклятый наемник, навеки загубил. Тогда таких по нашим краям много проходило. Они шли в нормандские земли под знамена Эдуарда. Вот тогда-то один из этих подонков и надругался над Аделой, в то время совсем еще девочкой. Мало того, дьявол опять его принес, и он опять терзал ее тело и рвал душу. Его схватили и отправили к епископу в жуткое подземелье. А вот что с ним дальше было, не знаю. Говорят, что хозяин-дьявол не оставил свое исчадие без покровительства. Жив он или нет, не знает никто. Но многие думают, что он еще прилетит на дьявольских крыльях, чтобы утащить несчастную женщину и свою дочь Грету на шабаш ведьм, где напьется ее крови и съест маленькое сердце. Вот поэтому красавицу Аделу обходят стороной, а с ее дочерью запрещают играть детям. Но в чем же вина ребенка? Глупые люди. Вот только отец Еромин добр к этим несчастным. Да еще лесничий из Черного леса. Тот даже глаза прикрывает, позволяя девочке собирать хворост в лесу. Так и стоит она днями на дороге. Иногда покупают у нее хворост. Особенно те, кто знает печальную историю ее матери. Но не местные. Те все ждут, когда дьявол снова появится на их головы. Все ждут беду от маленькой девочки.

— Так это дочь того наемника? — с надрывом спросил всадник.

— Точно, его. Больше мужчин Адела и не знала. Да и какой мужчина захочет взять в жены женщину, которая дважды была под наемником и родила от него дочь? И при этом такую красавицу. Хотя, говорят, тот был уродливее самого уродливого демона. Так что красота девочки тоже от дьявола.

Всадник остановил коня и, медленно выговаривая слова, попросил:

— Остановись. Покажи свои товары.

* * *

— Где вы, мой добрый господин? Где вы? Позови его, Грета. Твой голос звонче…

— Где вы, добрый господин? Мы хотим поблагодарить вас за великую щедрость и узнать ваше имя. Мы будем молиться за вашу светлую душу…

Гудо чувствовал, как горячие слезы струятся из глаз, наполняя ушные раковины. Он перевернулся на живот и уткнулся лицом в рыхлую подушку.

Да, он плакал. Плакал во сне. Плакал первый раз в жизни. Но разве это были слезы из глаз? Нет, это были капли горести и страданий, выдавливаемые тем, что еще можно было назвать душой.

Душа сжималась и раздвигалась, давила на сердце, а потом резко освобождала его. И этот главный телесный мускул повисал в пустоте на тоненькой нити, что зовется самой жизнью. Не будучи уверенным в том, что эта нить сейчас не оборвется, сердце звало на помощь невероятной болью и страхом.

Было предрассветное время. В крошечное окошко проникал уже посеревший свет. За стенами домика палача гулял злой ветер. Очаг погас еще с вечера, но Гудо не ощущал холода. Его тело пылало жаром. Да еще эта пульсирующая боль в сердце.

Нужно было заставить себя подняться и принять несколько капель того удивительного настоя валерианы и базилика, что остался еще со времен мэтра Гальчини. Уж никак не думал Гудо, что именно ему понадобится это лекарство.

До нынешнего утра палач не был уверен, что у него есть сердце. Хотя за свою жизнь он разрезал множество тел, и в каждом из них сердце находилось там, где ему и положено. А значит, оно должно было быть и у него. Но для Гудо этот факт не имел значения, ибо он не испытывал чувств, которые рождаются и умирают именно в сердце. Это особые чувства, которые далеки от тех, что вырабатывает мозг, желудок и низ живота.

И вот выяснилось, что существует крепкая связь между душой и телом. И стоило душе прийти в несоразмерные колебания, вызвавшие внутренние муки, как сердце тут же отозвалось телесной болью.

Это нужно было почувствовать еще в тот момент, когда он оказался у домика Аделы. Почувствовать и подготовиться, используя те знания, что оставил в голове ученика великий Гальчини.

Но тогда все было не так тревожно и мучительно. Его сердце и душа были накрепко защищены броней холодного разума, чему научил его все тот же славный во многом мэтр.

А маленькая трещинка в броне уже образовалась, когда Гудо понял, что купец Арнульф рассказывает историю о нем и о той худенькой девчонке, которая едва не стоила ему жизни. А еще о другой маленькой девочке, чей образ поначалу едва ли мог протиснуться в его понимание.

И в эту маленькую трещинку вдруг вползло желание увидеть, увидеть хотя бы мельком, какая она сегодня, та, что вызвала столь сильное телесное желание и заставила наемника Гудо покинуть свой отряд, свою кровавую жизнь и отправиться навстречу счастливой жизни. Просто увидеть ее и… хотя бы попытаться испросить у нее прощения за сломанную жизнь, каждый год и каждый день которой не приносил ничего, кроме бедности и унижений.

Вот тогда-то он и обратился к купцу, чтобы тот показал товары.

Гудо быстро отобрал для Аделы лисью шапку, чепец, пару сапог на заячьем меху и отрез шерстяной ткани в три локтя и положил все это в предложенный торговцем мешок. Немного поколебавшись, он добавил еще несколько медовых пряников и две расписные деревянные игрушки для девочки.

Обрадованный столь скорой и достаточно крупной продажей, купец не скупился и отдал все это за четыре гроша. Затем он охотно согласился отнести подарки в дом Аделы и даже под каким-то предлогом вывести ее во двор. Он же и указал своему неожиданному покупателю плетеную изгородь, за которую когда-то загонялась на ночь живность. С ее угла хорошо был виден двор и маленькая дверь в домик.