Палач
Шрифт:
Гудо молчал. Его взгляд был обращен к лесу, стоявшему стеной. Буйная зелень радовала глаз.
Доминик прокашлялся и невозмутимо продолжил:
— А ведь я его подобрал неподалеку от этих мест. Он уже совсем был плох. Горячка иссушила его силы, и он был готов отдать Богу душу. Тогда он едва вымолвил свое имя — Мартин. Ему повезло, что я разбираюсь в травах и целебных настойках.
Гудо повернул голову к супериору и с некоторым вниманием посмотрел на него.
Старик улыбнулся.
— В благодарность за это он отправился за мной в мои странствия и стал верным слугой. И даже больше. Он заботится обо мне. К тому же у него неплохо выходит зайчатина в кислом соусе. Но о себе он говорить не желает. Видно, он хлебнул немало и, скорее всего, в семейной жизни. Как он упорно сторонится женщин! А ведь наши сестры в раскаянии часто бывают добры и участливы. Но он избегает этого общения. Да и печальный он частенько. Я думаю, он скоро покинет нас. Наверное, ему нужна какая-нибудь добросердечная вдовушка. Она-то его и развеселит. Да и он ей пригодится. Все же расторопный малый.
Гудо продолжал молчать и еще ниже надвинул свой капюшон.
Но это совсем не смутило старика. Немного помолчав, он улыбнулся и снова заговорил:
— Да, хорошие у вас края. Здесь спокойно и не хочется думать о трудностях. Вот только я все удивляюсь. В чью же голову пришла мысль сделать все это? — Доминик широко развел руками. — Это смог бы только достаточно знающий человек. Все говорят о бюргермейстере. А он не показался мне таким способным механиком, чтобы придумать столь сложную машину. И эти отводные работы… Вода — сложная стихия. С ней нужно быть умелым. Да и в вашем архиве я не нашел чего-либо такого, что могло бы помочь в таком непростом деле. Что за светлая голова придумала все это?
Гудо встал и отряхнул свой плащ. Не попрощавшись, он направился в сторону запруды. У него было много вопросов к старику, но он чувствовал, что их время еще не наступило.
— Поднимай! — громко крикнул Венцель Марцел.
Люди, стоявшие на каменной стене, кивнули и стали вращать колесо. Повинуясь его вращению через зубчатые передачи, поднялся деревянный щит. Первая струя воды потекла по желобу, нарастая и пенясь по мере подъема щита. И вот поток, набрав силу, заставил, в свою очередь, вращаться мельничный круг. Бюргермейстер довольно улыбнулся и поспешил в помещение, где уже машина пришла в движение, опуская и поднимая полотно пилы.
— Подавай, — велел Венцель Марцел, и двое работников лесопильни освободили от зажимов бревно. Оно по наклонной стало приближаться к пиле.
Железо и дерево соприкоснулись, издав визжащий звук, пересиливший грохот машины. Яма под пилой стала наполняться опилками. В помещении запахло сосновой смолой.
Вскоре бревно вышло по другую сторону машины, отделив от себя доску толщиной в два пальца. Работники споро перевели бревно в исходное положение и, прижав, опять направили его на пилу. Железо вгрызлось своими многочисленными зубьями и отделило от него ровненькую доску. Ее тут же поднесли к бюргермейстеру.
— Хороша. Ведь правда хороша?
Венцель Марцел поглядел на известных людей города, собравшихся здесь, и весело рассмеялся. Его радостный смех подхватили присутствующие и стали поздравлять бюргермейстера и самих себя с удачным началом работы лесопильни.
— Я думаю, это событие нужно отпраздновать. Сегодня вечером. Верно?
«Верно! Верно!» — раздалось со всех сторон.
— А пока все за работу. День только начался. Нам еще много трудиться.
Бюргермейстер замахал на присутствующих руками, чтобы те покинули помещение. От счастья сердце его пылало, а душа готова была петь. Жаль, что Венцель Марцел совершенно не умел петь. Да и не бюргермейстерское это дело. И все же интересно, как бы к этому отнеслись горожане? Наверное, сегодня они бы поняли своего бюргермейстера.
Венцель Марцел вышел из помещения и радостно оглядел несколько десятков огромных, заранее заготовленных бревен. Рядом с ними лежали распиленные доски и балки. Возле них в задумчивости стояла старая лошадь, еще вчера приводившая в движение чудо-машину. Теперь животное заменила природная сила, которую нет нужды поить, кормить и останавливать на отдых.
«На смену хорошему приходит лучшее», — усмехнулся Венцель Марцел и, решив первым подать пример правильного отношения к труду, направился в Ратушу.
О Господи, сколько еще дел и забот! Сегодняшнее утро — это всего лишь начало. Нужно приступать к сооружению второй машины, а там и третьей, и…
«Не нужно так далеко забегать вперед», — попытался сдержать себя бюргермейстер, но, не выдержав, размечтался о столь многом и счастливом, что и не заметил, как оказался на ступенях Ратуши.
— Бюргермейстер, как все прошло? — в поклоне спросил городской писец, который, казалось, только тем и занимался, что дожидался прихода бюргермейстера, стоя у входа.
Но сегодня у Венцеля Марцела это не вызвало раздражения.
— Замечательно, просто замечательно, — похлопав писца по плечу, ответил он и даже улыбнулся.
— А в архиве вас дожидается палач. Он там с самого открытия Ратуши. И уже дважды спрашивал о вас.
— Странно, а я и не заметил, что его не было на пуске водного колеса. Ну и ладно. Где он?
— В архиве. — Писец еще раз изящно поклонился и указал рукой на правый коридор.
Венцель Марцел кивнул ему и пошел в полуподвальное помещение архива.
Палач, как и всегда, встретил его стоя и с опущенной головой.
— Садись, — доброжелательно произнес бюргермейстер и уселся на лавку напротив. — Сегодня наконец-то состоялось. Люди в восторге. Теперь заживем. Леса у нас хватит. Ну, что там у тебя?
— Я хочу, чтобы вы прочли этот отрывок, — глухо промолвил Гудо и положил перед Венцелем Марцелом старинную книгу.
— Что это? — недовольно спросил бюргермейстер, но все же водрузил очки на нос.