Паладин душ
Шрифт:
Лицо Фойкса дернулось; губ приоткрылись, приобрели решительное выражение. Потом, через секунду, они растянулись в жуткой, деланной улыбке абсолютного согласия. Лживая лживость; вероломство. Он не такой простой, как кажется.
Иста едва слышала крики и суматоху, разносящиеся по палатке. Голоса стали затихать, отдаляться, очертания тел становились все менее четкими. Она последовала за чарующим Голосом.
Иста словно подошла к вратам самой себя и выглянула наружу. Головокружительное ощущение цвета и красоты, сложности и пестроты, музыки и песни, все продумано
«Этот мир больше и сложнее, чем мир материи, который дал рождение моей душе и который так и остался за пределами моего понимания. Так с чего мне начать?»
Что ж, Иста, – ответил Голос. – Ты остаешься или уходишь? Ты не можешь вечно торчать у меня на пороге, словно кошка, знаешь ли.
«У меня не хватает слов. Я хочу видеть твое лицо».
Внезапно она оказалась в воздушном помещении, похожем на залу Порифорса. Она быстро взглянула вниз и с облегчением обнаружила, что ей даровано не только излеченное от ран, легкое, свободное от боли тело, но и одежда – очень похожая на ту, что была на ней, но без пятен и дыр. Иста подняла голову и отшатнулась.
На этот раз на нем было тело и лицо Иллвина. Перед ней стояла здоровая, полнокровная его версия, не переставшая, однако, быть высокой и худощавой. Его парадное одеяние блистало серебряной вышивкой по белому полотну, перевязь была шелковой, рукоять меча и кольцо-печать сияли на свету. Волосы, заплетенные в рокнарские косички и собранные на затылке в толстый пучок, были непогрешимо белы. Бездонные глубины его глаз уничтожали любую иллюзию сходства с человеком, несмотря на то что их чернота все же напоминала цвет глаз одного мужчины.
– Я бы с удовольствием взглянула, – признала она едва слышно, – на Иллвина с белыми волосами.
– Тогда тебе придется вернуться и немного подождать, – заметил Бастард. Его голос мало отличался по глубине и низким нотам от оригинала; он даже копировал его характерные для севера интонации. – Тебе следует воспользоваться этим шансом, а то вдруг к тому времени, как его волосы побелеют, их уже вовсе не останется?
Его тело и лицо стали примерять облик всех возможных Иллвинов во множестве различных возрастов: он был прямым и горбатым, стройным и толстым, лысым или нет. Только улыбка на его губах оставалась прежней.
– Я желаю… это. – Даже самой Исте было не до конца ясно, на кого указывала ее рука: на бога или на мужчину. – Можно войти?
Его улыбка стала мягче:
– Выбор твой, моя Иста. И раз ты не отвергаешь меня, я не стану отвергать тебя. И все же, если ты выберешь долгий путь домой, я буду ждать тебя.
– Я могу сбиться с пути. – Она отвела глаза. Безграничный покой наполнял ее. Ни боли, ни страха, ни сожалений. Их бесконечные отсутствия уступили место… чему-то еще. Чему-то новому, чему-то, о чем она даже не мечтала. Если это то, что испытал Эрис, тогда вовсе неудивительно, что он не оглянулся назад. – Так, значит, это моя смерть. И почему я ее боялась?
– Говоря как эксперт в этой области, я не сказал бы, что ты вообще боялась ее, – сухо ответил он.
Она оглянулась:
– Раем может быть не только прекращение боли, хотя и это уже кажется раем. А в следующий раз… будет больно?
Он пожал плечами:
– Раз ты возвращаешься в мир материи, защита, которую я могу предложить тебе, весьма ограничена и, увы, не исключает боли. Эту смерть выбирать тебе. Другой может не быть.
Уголки ее губ против воли поползли вверх:
– Хочешь сказать, что я могу снова оказаться у этих врат уже через четверть часа?
Он вздохнул:
– Надеюсь, что нет. Мне придется обучать нового привратника. А я питаю слабость к рейне. – Глаза его сверкнули. – Так же как и мой великий душой Иллвин. Это он молил меня о тебе, в конце концов. Учти мою репутацию.
Иста учла его репутацию:
– Она ужасна, – отозвалась она.
Он только ухмыльнулся – такой знакомой, украденной, останавливающей биение сердца белозубой ухмылкой.
– Как обучить? – прибавила она, решив немного позанудствовать. – Ты никогда ничего не объясняешь.
– Выучка тебя, сладкая Иста, напоминает натравливание сокола на добычу. Сделать это крайне сложно, и в конце концов можно получить больную птицу со стертыми лапами и скучное ожидание ужина. Но с таким размахом крыльев, как у тебя, мне гораздо легче просто стряхнуть тебя с запястья и позволить лететь.
– И камнем упасть вниз, – проворчала Иста.
– Только не ты. Уверен, что полпути к бездне ты будешь падать и жаловаться, а потом расправишь крылья и воспаришь.
– Не всегда. – Ее голос сделался тише. – Не в первый раз.
Он слегка склонил голову, соглашаясь.
– Но тогда не я был твои сокольничим. Мы подходим друг другу, ты же знаешь.
Она отвернулась и оглядела эту странную, совершенную нереальную комнату. Преддверие, подумала она, граница между тем, что внутри, и тем, что снаружи.
– А мое задание? Оно выполнено?
– Выполнено, и выполнено очень хорошо, мое истинное, выросшее, медлительное дитя.
– Да, я долго иду к чему бы то ни было. К прощению, например. К любви. К моему богу. Даже к моей собственной жизни. – Она склонила радостно голову. Выполнено – это хорошо. Значит, можно остановиться. – А джоконцы убили меня, как приказала Джоэн?
– Нет. Еще нет.
Улыбаясь, Он подошел к ней и поднял за подбородок ее лицо. Он приблизил губы к ее губам, так же нагло, как Иллвин в тот вечер – вчера? – на вершине башни. Только вкус его рта не отдавал кониной, а был полон аромата, и в его глазах не было неуверенности.
Его глаза, мир, ее ощущения начали меркнуть.
Бездонные глубины превратились в темные глаза, покрасневшие от безумных слез. Аромат стал запахом сухой, соленой плоти, потом снова благоуханием бога и опять плотью. Благодатная тишина наполнилась шумом и криками, потом все стихло, а затем загрохотало в полную силу. Лишенное боли парение сменилось непомерной тяжестью, заныла голова, захотелось пить, а потом все это растаяло в блаженстве.