Паладины госпожи Франки
Шрифт:
Все спешно набросились на готовку.
«И что ни говори, не по душе мне тут. Не та аура в воздухе, что ли: языческая больно, — сказал себе отец Леонар. — Боюсь я того глубинного, что проскальзывает в речах Франки, когда… когда она опоминается.»
Кое-как заварили в котле хлёбово из чая и мяса. Ноэминь отломила четыре тонких веточки, расщепила на конце, вырезала из упавшего стволика кусок тонкой коры, свернула кулечки и вставила в расщепы. Вышло четыре ложки, не слишком на себя похожих, но годных в дело. Яхья, ворочая своим черпачком в общей посуде, шутил:
— И что бы Ноэми найти порядочные
— Благодари Аллаха за то, что имеешь, — отчеканила Франка, — и учти: если язык занозишь, то лишь потому, что он возводит напраслину.
Когда девочка уснула рядом со священником, Франка поманила к себе Яхью (стоял в карауле до полуночи), положила руку ему на плечо.
— Тебе как, потребно в точности обсказать, что меж ними двумя произошло? Ноэминь, пожалуй, и не тронула еще тот засов на двери Леонара, как сторожа ее схватили и стали… измываться над ней. Тогда Леонар вышиб дверь, видел же, какой он здоровенный, — и прикончил обоих негодяев на ее глазах: я так понимаю, не без помощи того самого резца, который она держит при себе. Вот она на своего избавителя и молится, и обихаживает, как умеет. Давай-ка ее не тревожить, пусть успокоится хоть немного.
Утром Ноэмини хватились.
— Ведь место еще угретое! Куда ее понесло? — сокрушался священник.
Втроем обшарили все кусты и горные склоны.
— Вот она куда ушла, — Франка показала на зев в горе, поросший долгим зеленовато-бурым волосом. — То ли прячется, то ли с собой кончать надумала после вчерашнего.
— Я пошел искать, — решительно произнес Яхья. Оттолкнул ее и нырнул внутрь. — Я сейчас, она недалеко, вовсю слышно, как ревет! — крикнул он глухо.
Взрослые переглянулись.
— Он же с ней разминется, олух царя небесного: там от стен эхо отдается. А ну, пошли следом, падре!
Внизу, куда они спрыгнули одновременно, было сухо, снаружи сочился умеренный свет. Это было нечто вроде русла подземного ручья, но и человек впоследствии приложил к нему свои руки, добывая породу и проделывая штольни по сторонам.
— Надеюсь, далеко они не убежали. Ну, вы налево, я направо!
— Я поймал свою, — немного спустя крикнул Леонар еле слышно. — Сидела и слезу точила, ничего опасного.
— А я — своего дурня, — отозвалась Франка. — Он как раз соображал, как повернуть назад. Соединяемся!
Подтащили ребятишек друг к другу, огляделись.
— По-моему, тут раньше светлее было. Мы не заблудились, Франка?
— Не успели бы. У меня в кармане был уголек дорогу размечать, так я всего черточек десять и провела. Да нет, в точности к началу вернулись, только…
— Будто нас накрыли крышкой. Дневного света всего-ничего, а ведь раньше мы в нем ходили. Вы не придвинетесь поближе на всякий случай?
— Вот теперь вы не удивляетесь, зачем мне понадобились свечки, — раздумчиво заметила Франка. — Когда покупаешь их два десятка — вполне может случиться, что пяток завалится тебе за пазуху, и еще вместе с трутом и кресалом.
Высекла огонь и поднесла к свече. Дрожащий язычок осветил угловатую каменную глыбу, которая с завидной точностью перекрыла выход.
— Сорвалась сверху. Или…
Он поспешно стиснул ее плечо, предупреждая.
— Да. Ну что же, вместе друзьям и беда не беда. Если нельзя назад — пойдем вперед. Такие горные выработки прокладываются обычно неглубоко под землей, значит, могут быть щели, или запасные ходы, или там, скажем, обвал склон разрушил. Поищем!
Тут же сочли протори. Вся еда осталась наверху, зато здесь вода повсюду струилась по камню, от жажды страдать не будешь. Утвари никакой, зато оружие в сохранности: и нож, и сабля, и резец. Добротные свечи. (Не жечь, так питаться ими, в крайнем случае, можно, — подумалось Леонару).
Бродили они и в самом деле не в глубях. Воздух был легкий, не спертый, и темнота чуть прозрачней, чем обыкновенно в подземельях: и трещины были, но расширить их было невозможно. Надежда то загоралась, то гасла, как свеча от пролета летучей мыши, Когда дети уставали и ложились на пол, взрослые садились рядом — оберегать и беседовать.
— Отец Леонар.
— Просто — Лео.
— Лео, вы не знаете, сколько времени мы здесь находимся?
— Меньше, чем кажется. Не более суток, я полагаю.
— Вы тоже слышите шаги в такт с нашими?
— Угу. Я думал, обычное эхо, но вы правы, за нами идут.
— Загонщики, похоже.
— А ведь верно. Мы сами не понимаем, что нас тянет вперед и почему мы боимся повернуть вспять и проверить какую-нибудь из развилок.
— Что же, это хорошо — быть здесь не одним. По крайней мере, не с голоду помрем, — заметила девушка. — Вот что: давайте-ка и мы поспим. И свечу рискнем задуть, а? Потом на ощупь зажжем, если успеем.
На них напали часа через два, когда уже всех четверых почти против воли заволокло голодной дремотой. Франка чиркнула кресалом о камешек, но огонь загорелся у тех — масляная лампада, что поставили, на уступ, стащив потайной колпак. Яхья не успел вытащить саблю: двое молодцов в глухих наголовниках скрутили ему руки за спиной. Тогда Франка, забыв о своем кинжале, повисла у одного из пришельцев на шее, пытаясь пережать глотку и брыкаясь от усилий. Леонар ловко выхватил оружие из-за пояса мальчика, перехватил его поудобнее и завертел «мельницей», вышибая чужие клинки с ухваткой бывалого жонглера. На него навалились сзади, он отряхнулся, как сенбернар, свалил всех неприятелей в кучу малу и попытался ткнуть туда концом сабли, но тут его подавили физически и морально. Франку и ее супротивника после некоторых усилий растащили в разные стороны. Надо заметить, что трагикомическая необходимость обоюдно беречь свет мешала развернуться и тем, и этим. Впрочем, силы были и без того неравными: хотя нападающих и обороняющихся оказалось поровну, Ноэминь полноценного участия в битве не принимала, хотя с перепугу убийственно визжала в голос.
Наконец, и ее, и всех прочих одолели, оглоушили и на скорую руку повязали.
Очнулись они в какой-то конуре, слабо освещенной естественным светом.
— Фу, в голове карусель и всё тело ломит. А вы как, Лео?
— Натурально, так же. Зато славно побесились напоследок.
— Да уж, никто не ждал от вас подобной прыти.
— Я же все-таки младший дворянский сын и обучен был воинскому делу. Вот и проснулось от заезда кулаком в физиономию.
— Ой, папа Лео, ты из знатных? А я думала… — Ноэминь всплеснула руками.