Палестинские рассказы (сборник)
Шрифт:
– Никогда не садитесь в машину на тремпиаде, – инструктировал он солдат. – Но если уж вы сели в машину, и у вас возникли проблемы, я хочу трупов. Их трупов! И как можно больше! – наставлял он солдат перед очередным увольнением. Однажды они напали на молодого офицера, который стоял на автобусной остановке. Нападавших было четверо, и парень не успел воспользоваться своим оружием. Арабы ранили его ножом и отняли оружие. Офицер выжил. Специальная комиссия оправдала его, признав действия офицера правильными, поскольку он пытался оказать сопротивление, хотя и безуспешное. Но когда он вернулся на базу, командир заставил его написать рапорт с просьбой об отставке.
– Малахольным в армии не место! – резко бросил он. Спорить с ним никто не пытался – авторитет командира был
– По какому праву ты допрашиваешь моих солдат? – набросился он на неё с перекошенным от ярости лицом. – Кто дал тебе право совать везде свой нос? Кто ты вообще такая, чтобы устанавливать порядки на базе?! Пышарка! – орал он. Это был совершенно другой человек. Девушка побледнела, но не отступила.
– Пиши рапорт о переводе на другую базу, – бросил он, с ненавистью глядя ей прямо в глаза. Щёки на его слегка оплывшей физиономии подрагивали.
– Могу я узнать причину, по которой должна подать рапорт? – со скрытой издёвкой спросила девушка, полностью овладев собой.
– Поищи причину сама! – бросил ей подполковник, снова приходя в ярость. – Иначе…
Он сделал паузу, собираясь выплеснуть на девушку очередную порцию гнева. Они стояли напротив, глядя прямо в глаза друг другу. Командир нависал над ней, как огромный медведь. Он умел подавить противника психологически ещё до начала боя. Но девушка не отступала. Невысокая, рядом с ним она казалась совсем маленькой. Их поединок был похож на схватку огромного орла и маленькой кошки, защищающей своих котят. Девушка не отступила ни на шаг и смотрела на командира в упор, полная решимости защищаться до конца.
– Иначе что? – с вызовом спросила она.
– Иначе я буду вынужден поставить вопрос о твоём служебном несоответствии, – ответил командир, и в его голосе послышались нотки нескрываемого злорадства.
– Несоответствии? – переспросила девушка. – В чём же моё несоответствие? Может быть, в том, что я не намерена терпеть мародёрства и нарушения закона со стороны солдат?
– Твоё несоответствие заключается в том, что своим поведением ты разваливаешь и без того уже изрядно разваленную армию, – резко бросил ей командир.
– Чем же я разваливаю армию? – с иронией в голосе спросила офицер. – Тем, что хочу пресечь мародёрство?
– Ты прекрасно понимаешь, о чём я! – снова взорвался командир. – Да, именно такие, как ты, разрушили армию. Когда я начинал службу, арабы при виде израильского солдата разбегались, как мыши. И здесь, в Хевроне, и во всех городах Иудеи, Самарии и Газы мы чувствовали себя полными хозяевами в каждом уголке, на каждой улице, в каждом доме! Так было, потому что мы ни на кого не оглядывались! Потому что приказ командира в Хевроне значил больше, чем какая-то резолюция в Совете Безопасности ООН. А что сегодня? У нас осталось три квартала города, по которому мы ходим, озираясь по сторонам. Всего три квартала нашего города! – заорал он. – И всё из-за таких, как ты, которые, будто вирус, разрушают армию своим прекраснодушием и мягкотелостью. Тебе нужно профессором в университете работать, разводить вместе с ними теории о правах человека и бастовать вместе с ними, а не офицером в армии служить!
– Я напишу рапорт, в котором потребую расследования инцидентов на КПП, – ровным тоном ответила девушка.
– Пиши! – бросил он ей презрительно и добавил:
– С сегодняшнего дня вход на базу для тебя закрыт. Если увижу тебя на базе, прикажу арестовать. Убирайся немедленно, чтобы я тебя не видел! – брезгливо бросил он ей.
Девушка побрела к воротам базы. Она с трудом сдерживала слёзы и пыталась внешне казаться спокойной. Но по тому, как опустились её плечи, видно было, что эта схватка далась ей недёшево.
– Закрой ворота! – крикнул командир солдату на воротах и, демонстративно повернувшись, удалился. Мускулы на его волевом лице были напряжены, он тоже старался скрыть досаду. Наверняка он не случайно выбрал именно ворота базы и именно в тот момент, когда солдаты прибывали на службу после субботы. Он хотел размазать девчонку, попытавшуюся оспорить его авторитет при всех. Это должно было стать своего рода показательной казнью для всех нас, но… Он был похож на человека, который поскользнулся на собственной арбузной корке. Задумав растоптать её, он вдруг выступил перед нами в самой неприглядной форме. И не только он, но и все мы. Каждый из нас понимал, что она была права, но никто – ни офицеры, ни солдаты – не посмел вмешаться в этот конфликт, предпочитая оставаться пассивным наблюдателем. В том числе и я. Все мы понимали, что причина конфликта в тех самых чётках. Увидев их у солдат, девушка стала допытываться, откуда у них чётки. Солдаты поначалу отшучивались, но девушка оказалась настырной и требовала от солдат ответа на свой вопрос: как у них оказались чётки арабов, да ещё в таком количестве. В конце концов её настырность стала их раздражать, и симпатия по отношению к ней быстро сменилась враждебностью. Ещё быстрее эта история стала известна командиру базы. Возможно, ему доложил кто-то из солдат, может быть, и не один, а может, ещё как. До этой сцены с ней пытался беседовать один из офицеров по имени Миха Ашкенази. Это был молодой офицер, один из тех, к кому командир особенно благоволил. Он с первого дня своей службы находился на территориях и часто с гордостью заявлял, что знает здесь каждый камень, был необычайно вынослив и так же необычайно жесток. На местных арабов он смотрел сверху вниз. Солдаты под его началом вели себя дерзко и вызывающе по отношению к местным.
– Они должны видеть в нас силу. И не просто видеть, а чувствовать её. Иначе они превратят нас в пыль, – инструктировал он своих солдат.
Они действовали соответственно. Когда его солдаты дежурили на КПП, они не пропускали ни одной машины, будь то скорая с роженицей, больные, нуждавшиеся в срочной медицинской помощи, или старики, направлявшиеся к родственникам. На него не действовали никакие мольбы, он был совершенно глух к страданиям больных, рожениц, стариков. Я познакомился с ним во время одного из рейдов в деревню, в окрестностях города. Мы искали подозреваемых, закидавших одну из наших машин бутылками с «коктейлем Молотова». Мы арестовали несколько арабов, адреса которых нам передали спецслужбы, и ждали, когда прибудут следователи, чтобы передать им задержанных. Всё это время арабы под охраной солдат сидели прямо на земле возле дома, курили и пытались шутить с солдатами. И тут неожиданно прибыл Миха. Его солдаты прочесали всю деревню, взорвав двери как минимум десятка домов. Ворвавшись в дом, они в поисках подозреваемых переворачивали всё. Так, двигаясь из дома в дом, они добрались до нашей группы. Увидев сидящих на земле арабов, он поднял крик, подскочил к ним и приказал лечь на землю лицом вниз. Так он их держал до тех пор, пока не приехали следователи ШАБАКа, а сам в это время орал на старика, работавшего на своём участке недалеко от дома, где всё происходило.
– Я заставлю тебя отжиматься от земли, пока ты не скажешь мне, где твои сыновья! – кричал на него Миха. – Я знаю, что они где-то здесь! Где они? Говори! – и он отвешивал старику тяжёлые оплеухи. Женщины, работавшие вместе со стариком, плакали от бессилия и отчаяния. Многие солдаты и офицеры сторонились Михи, но возражать ему никто не решался. Да и бесполезно это было. Миха был абсолютно уверен в том, что «знает, как с ними надо». Начальство его ценило, и он довольно быстро продвигался по службе.