Палм-бич
Шрифт:
Джо Энн рассмеялась. Женщина, способная мыслить широко. Заинтригованная, удивленная, но не шокированная маленькой слабостью другой женщины.
Бобби не мог поверить своим ушам. Он сделал большой глоток коньяка. Знаток вин уступил место мужчине, которому необходимо выпить.
– Когда? Где? На Мюстике? Ты уверена, что не ошиблась?
Отлично, ему надо знать том и страницу.
– Это произошло какое-то время назад. Когда мы познакомились. Мы были в джакуззи, и она прямо спросила, не хочу ли я ее. Мне, как ушат холодной воды вылили на голову. Я сказала, что у меня такой склонности нет, что мне жаль, а она положила руку мне прямо между ног – буквально так. Как я понимаю, она этим славится и в гимнастическом зале. Понимаешь, «наша цель – доставить
Джо Энн снова рассмеялась, чтобы не вызвать подозрения, будто она поливает грязью девушку Бобби. – Я не могу поверить в это.
– А какая тебе разница? – поинтересовалась Джо Эйн. – Это не так уж страшно. Готов ли он к двойному удару?
– Это просто невероятно. Я имею в виду, что мы очень близки с Лайзой. Я уверен, что она призналась бы мне, если бы была лесбиянкой.
Это было так не похоже на Бобби – с трудом подыскивать слова. Он был явно подавлен.
– Господи, Бобби, такое впечатление, что ты действительно влюблен в нее. Уж от тебя-то я меньше всего ожидала такой страсти к дочери горничной.
– Дочери кого? – пролепетал он.
– Боже, только не говори мне, что она тебе и об этом не рассказывала, – недоверчиво посмотрела на него Джо Энн. – Ты наверняка знаешь, что ее мать одно время работала горничной у твоих родителей.
– Кто, черт побери, сказал тебе такое?
– Она, Бобби. Она сразу же рассказала мне об этом. Мне кажется, она поведала об этом именно в тот день, когда мы встретились с тобой за обедом в «Кафе Л'Ероп». Помнишь? Ты еще был там с матерью.
Говоря это, Джо Энн смотрела на свои красные ногти. Пожалуй, слишком красные. Надо бы завтра снова съездить туда и снять их. Когда Джо Энн вновь подняла взгляд на Бобби, в нем произошла разительная перемена. Он осел в кресле, на лице его отражалось сложное переплетение чувств. Главным образом тех, которые желала вызвать Джо Энн, – удивления, боли, возможно, даже поднимающейся ярости, – однако там присутствовали и другие чувства: печаль, неверие, а в уголках рта – решимость. Джо Энн прочитала все. Но что он, черт побери, станет делать с этой решимостью?
Джо Энн быстро придвинулась к нему, держа в руке старинную бутылку.
– Похоже, тебе надо выпить, – сказала она, облизнув губы влажным язычком.
Кэролайн Стэнсфилд, пожалуй, наслаждалась своей старостью. Старости радовались немногие, однако она нашла в ней покой. Большинство вещей, от которых старость заставила ее отказаться, она исключила из обихода, в любом случае – по собственному выбору. Секс. Выпивку и переедание. Излишние нагрузки. Она спокойно относилась даже к физическому упадку. Кэролайн никогда не была тщеславной, и ее совершенно не волновали дряблая кожа, темно-коричневые пятна и седые волосы. Раздражало ухудшившееся зрение, поскольку это мешало ей вышивать, а также обострение артрита в пальцах, – но это были мелочи. С другой стороны, преимущества старости были весьма ощутимы. Она всегда считалась в семье «серой кардинальшей», и теперь, когда она действительно стала похожа на «серую кардинальшу», влияние ее оказалось еще более мощным, чем в молодые годы.
– Зачем ты хотел повидаться со мной, Бобби?
В тоне ее явственно слышались повелительные нотки.
– Мне необходим твой мудрый совет, мама. Кэролайн с гордостью улыбнулась своему старшему сыну. Он, безусловно, обладал харизмой. Хотя Кэролайн Стэнсфилд и была его матерью, она вполне объективно могла утверждать, что в Бобби кроется загадка. Бедняге Фреду всегда не доставало этого, и, несмотря на энергию и хитрость, с которыми он строил свою политическую карьеру, он так и не смог достичь заветной цели. Другое дело Бобби. У него были качества звезды. Ее партнеры по бриджу в «Эверглейдс» воображали, будто за спиной Бобби встает солнце. Они вечно трещали о каком-нибудь племяннике, который слышал выступление Бобби в Бостоне, о кузене, который прочитал его книгу в Старатоге, о внуке, на которого произвело впечатление участие Бобби в передаче «60 минут». Да,
Кэролайн Стансфилд опустила вышивку на колени и ждала.
– Я влюбился, мама.
– Как мило, дорогой.
Кэролайн воткнула иглу в бежевую канву так, как пронзает копьем конного разведчика воин племени сиу.
– Мы ее знаем? – добавила она, как бы поразмыслив.
Бобби почувствовал, как в нем нарастает досада. Мать без труда умела возбуждать в нем это чувство. Что, черт возьми, означают ее слова «мы знаем»? Невыносимо покровительственная манера, тем более, что она угадала самую суть проблемы. «Мы» не знаем Лайзу Старр. «Мы» не хотим знать Лайзу Старр. «Мы» не перейдем на другую сторону улицы, чтобы пописать на Лайзу Старр, если ее охватит пламя.
Проклятье. Ему не добиться того, чего хочется. Мать скажет, что этого не будет, что это никогда не сможет осуществиться.
Бобби попытался совладать с бросившейся в лицо краской.
– Ее зовут Лайза Старр. Кажется, ты видела ее, когда обедала со мной в «Кафе л'Ероп». Очень красивая, замечательная молодая девушка. Она мне очень нравится, мама.
– Кто она?
За свою жизнь Кэролайн Стэнсфилд научилась добираться до сути вещей. «Он начинает злиться», – подумала она, заметив два красных пятна на щеках сына и нисколько не тревожась по этому поводу.
Бесполезно было делать вид, будто не понимаешь вопроса, и повторять, что ее зовут Лайза Старр. Мать имеет в виду совсем другое. Бобби попытался свести опасность к минимуму.
– Она из Уэст-Палма. У нее там свой бизнес. Уже произнося это, Бобби знал, что он не только не свел опасность к минимуму, но и усугубил ее.
– Вот как?
В этих словах прозвучало все. Название Уэст-Палм для обитателей Палм-Бич имело широчайший подтекст. В конце концов, город, лежащий за мостом, был обязан своим существованием Палм-Бич. Там жили черные слуги. Теперь к ним присоединились политические проходимцы, отставники с Севера, пронырливые адвокаты, дантисты, и Бог знает, кто еще, но для Кэролайн Стэнсфилд это был город-призрак, населенный привидениями, ничего не значащими бесплотными существами. Умом она понимала, что жена политика может быть выходцем из такой среды. Американцы в своей массе не уловят разницы. Однако эмоционально она ужаснулась. Невестка из Уэст-Палма. Это было немыслимо. Кэролайн склонила голову в сторону и повторила свой многозначительный вопрос:
– Вот как? – произнесла она еще раз. Бобби посмотрел в окно в поисках поддержки, спасения. Водный лыжник, мужчина в весельной лодке, вытягивающий, кажется, вполне приличную рыбину, да пара-тройка деловитых чаек. Никаких признаков седьмого кавалерийского полка.
Мать не проведешь. Ей была нужна информация – номер страницы «Светского календаря», сведения о бизнесе в сборнике «Дан энд Брэдстрит», короткие биографии наиболее влиятельных родственников, краткое описание самых беспутных паршивых овец семьи. Пока что было очевидно, как день, лишь одно. Сведения Бобби не произвели впечатление на мать. Лицо Лайзы явно не попало в банк данных памяти Стэнсфилдов, и это был зловещий знак. Делом жизни матери было помнить всех, кто хоть что-то собой представляет, кто хотя бы был чем-то.
Кэролайн Стэнсфилд предприняла еще одну бесплодную попытку, заранее зная, каков будет ответ.
– Она не имеет никакого отношения к филадельфийским Старрам?
Казалось, мать молчала целую вечность. Одно было совершенно очевидно. Не тот масштаб. Бобби как бы слышал ее неодобрение. Наконец Кэролайн заговорила, и тут же без труда подтвердила верность его интуитивной догадки:
– Так, сколько ей лет, ты говоришь? – Я не говорил, – без нужды уточнил Бобби. И, помолчав, добавил:
– Она очень молода, мама. Это была констатация факта.