Паломничество
Шрифт:
Я не ошибся с первичной оценкой Кермита — есть в нём что-то лягушачье, и даже имя какое-то похожее. Не могу точно вспомнить, откуда знакомо это имя и кто его носил, ассоциации довольно призрачны, но уверен — что-то в этом определённо есть. Кермит — журналист и летит на Меркурий по приглашению меркурианцев. Мог бы, в принципе, не говорить, я сразу распознал в нём представителя пишущей братии — приходилось в своё время общаться с подобными. Этакий журналюга: цепкий взгляд, напористая речь, по всему видно, что любит сунуть нос не в своё дело, всё-то ему интересно.
— Я — журналист, — повторяет Кермит. — Нас пригласили мерки. За знакомство! — Мы чокаемся стаканами.
Мерк —
Кермит выпивает и продолжает свой рассказ:
— Меня и моих коллег… Да, в нашей группе почти все журналисты и репортёры… Так вот, нас пригласили официальные лица Меркурия, высокопоставленные. Хотят показать нам мирный Меркурий, так сказать, развеять мифы и предрассудки. Будут таскать по разным объектам, — Кермит от души зевает, — по военным базам тоже, наверное… Или у них нет военных баз? Ты, случайно, не знаешь?
Ага, молодец такой: летит по приглашению правительства, освещать жизнь на планете, и даже не удосужился справиться, есть ли там базы. Я пожимаю плечами:
— Точно не знаю. Если есть армия, то и базы должны быть… А есть ли у них армия вообще? Может быть, силы самообороны?
— Да чёрт его знает. Сейчас спросим. — Кермит оборачивается в сторону мерков, но тут же передумывает и поворачивается обратно: — Потом! — решает он и отмахивается от них рукой. — Они сейчас стали жутко мирными и желают это продемонстрировать. Пропаганда, понимаешь? — Кермит пристально вглядывается мне в глаза. Буквально сверлит взглядом, но глаза у него такие пьяные, что кажется, что порет чушь. У меня, впрочем, наверно такие же, не лучше — всё плывёт. — Не понял? — не унимается он. — Ну, помнишь, как везли корреспондентов на Олимпиаду в послевоенную Германию, и что из этого вышло?
Я пытаюсь припомнить, понять, о чём он толкует, но в голове такая каша. Мысли несвязные, рельсы, по которым они пытаются идти, разъезжаются в стороны.
— Это при фашистах что ли? — догадываюсь я.
— Да нет, не при фашистах, — Кермит буквально шипит от досады на мою несообразительность. — Я не про Берлин, а про Мюнхен. Хотя… Там тоже была пропаганда. Пропаганда — она и на Меркурии пропаганда, — заключает он и вновь чокается, однако у меня уже почти нет сил пить.
Кермит болтает без умолка, легко перепрыгивает с одного на другое. Оно и понятно: разговорчивость — самое необходимое для журналиста качество. Но, наверное, половину из того, что он говорит, я не воспринимаю. Сижу, тупо киваю головой, временами, дабы поддержать беседу, вставляю реплику-другую, иногда в тему, иногда невпопад. Например, Кермит рассказывает про некое место на Меркурии, где можно наблюдать редкое и интересное явление — «Карусель», как он её называет.
— Солнечные пляски, — рассказывает Кермит. — Солнце там всходит и заходит обратно. Говорят, вот такое вот явление! — он показывает, какое. — Ни в одном другом месте Солнечной системы нет ничего подобного! — с восторгом уверяет он.
Что это за место и в чём заключается уникальность явления, я так и не понимаю, но на всякий случай со значением киваю, стараясь показать, что впечатлён его рассказом.
— Обязательно посещу это место, — соглашаюсь я, — только вот…
— Никаких «только»! — возражает Кермит. — Что — «только»? А вот поехали с нами! Как раз сейчас, когда мы прилетим, будет подходящее для наблюдений время. Если не ошибаюсь, экскурсия к «Карусели» стоит первым пунктом в нашей культурной программе. Они обещали свозить нас туда на следующий день после нашего прибытия. Думаю, места в поезде хватит и для тебя. За компанию, а? — он подмигивает.
Я неопределённо пожимаю плечами, поднимаю стакан и с удивлением обнаруживаю, что он уже пуст.
— Вообще, я лечу на Меркурий немного за другим, — еле шевеля языком, проговариваю я.
— Паломничество! — Кермит щёлкает пальцами. — Угадал?
— Если честно, то да, — удивляюсь я. — А как узнал?
Кермит между делом заказывает ещё по стаканчику чего-то покрепче и самодовольно и пьяно ухмыляется:
— Ну, это же очень просто. Я приметил склянку с ртутью у тебя на шее, значит, ты — близнец. А любой близнец, который летит на Меркурий, совершает паломничество, это же очевидно.
— Так-то да. Но, откровенно говоря, лечу на Меркурий не только ради этого, — натянутым тоном произношу я.
Мне кажется, что Кермит с каждой минутой ведёт себя всё более нагло и развязно, и это мне точно не нравится. К тому же, слова про паломничество он произнёс с некоторой издёвкой. Может быть, конечно, только кажется, но этого, на мой взгляд, достаточно, чтобы выразить недовольство. Нет, определённо, Кермит сказал это с насмешкой: мол, ты, такой дурак, прёшься через половину Солнечной системы ради каких-то дурацких поверий. Ведь уж кто-кто, а Кермит, этот прожжённый журналюга, явно не верит в астрологию. Точнее — посещает, разумеется, своего специалиста, но так, для галочки, чтобы выглядеть как все, чтобы пальцем не тыкали на улице. А сам подсмеивается и строчит фельетоны про пережитки и прочее. Под псевдонимом. Или того хуже — открыто выступает с критикой астрологии, манифесты штампует, эпатирует публику. С него станется. Вон как щурит глазки, хитро, примеряется, с какой стороны вдарить.
Но тут нам приносят заказанное, и Кермит, схватив стакан, вполне миролюбиво говорит:
— За твою миссию! — и залпом выпивает добрую половину.
Я пью молча. Отчего-то Кермит мне теперь совсем не приятен. Вроде, не сказал ничего обидного, никак не проявил неуважения или ещё чего-нибудь, а вот не хочется с ним общаться. Даже смотреть на него не желаю. Отвожу взгляд в сторону и рассматриваю соседний столик, там, где сидят товарищи Кермита. Они оживлённо беседуют, кажется, стали спокойнее и тише.
Моё внимание привлекает одна девушка, и я принимаюсь её изучать: серые глаза, подведены небрежно, а может быть, стиль такой, брови с чётко обозначенными уголками, нос немножко широковат, а в профиль — я специально присматривался — абсолютно прямой. Подбородок скорее острый, нежели можно было бы говорить, что лицо овальное. Словом, ничего особенного с первого взгляда, но чем-то она мне сразу нравится. Волосы тёмные, волнистые, прибраны бежевой лентой на лбу, даже и не знаю, как она точно называется — такая широкая лента, должно быть, трикотажная, растягивающаяся, идёт ото лба, через виски до самой шеи, причём волосы остаются сверху. Очень женственно, эффектно, ей очень идёт эта лента. Жутко ретро-стиль, но ей идёт. И чем она мне так приглянулась?
Поведением. Да, вот чем заинтересовала. Нервный у неё взгляд, постоянно оглядывается по сторонам. И вот почему её глаза сразу привлекли внимание. Подведены неровно или небрежно, тушь даже слегка смазалась — будто бы девушка только что плакала. И кто ж её так расстроил? Не Кермит ли? Спросить у него? Вон как она дробь выбивает пальцами по столу. И смеётся деланно, явно о чём-то другом думает. Суетится, порывается встать, но тут же садится. Что это с ней? Чем-то похожа на Дейдру, непонятно чем, но похожа. А Кермит замечает, что я на неё глазею. Уже ухмыляется, прерывает болтовню, протягивается через весь стол и запросто так хлопает меня по руке.