Память Древних
Шрифт:
Клейв не стал комментировать. Это действительно важно и потребует у Данан много времени. Что-то подсказывало, что, скрести они мечи сегодня — в дружеском поединке или в обучающем, — духовный клинок Данан будет уже совсем не того молочно-белого цвета с красивыми полосами багряного, зеленого, пурпурного, каким был всего год назад.
— Эльф не одобрит твоего ухода.
Данан коротко и не к месту мечтательно улыбнулась, прекрасно понимая, о ком идет речь.
— Я даже не уверена, что он не уйдет первым. Думаю, смоется еще до завтрашнего утра.
— Сомневаюсь, — усмехнулся Клейв.
Женщина
— Фирин же ушел. Не складывается у меня с остроухими.
Про Фирина Клейв ничего не знал, в том визите чародейки к родным пенатам его не было. А вот за Жала пару слов сказать точно мог.
— Не знаю, не знаю. Он таращится на тебя весь вечер алчущими глазами.
На лице Данан снова мелькнул романтический настрой.
— У него будет целая ночь.
— А потом?
— А потом, если… — было непросто признать, но от этой правды Данан скрываться не стала, — захочет, поедет со мной в Цитадель.
Клейв вытянулся в лице в крайнем изумлении.
— Скажешь, об этом ты уже тоже договорилась с Сеорасом? Для таких гостей и слово Хагена потребуется!
Данан оглянулась на друга и тихо рассмеялась.
— Ну, я все-таки нахожусь в числе героев, одолевших Темного архонта. Можно же мне сделать небольшое послабление в правилах, правда? — по-светски осведомилась женщина. Клейв открыто хмыкнул в ответ и, успокаиваясь, вернулся в прежнюю позу, из которой было удобно рассматривать ночь над городом. Прохлада, праздник, огни — и хотя бы временная ясность. Клейв услышал, как Данан вздохнула полной грудью и повторил за ней.
— Должен признать, — сказал он размеренно, — учитывая нрав и привычки твоего покойного мужа, я думаю, Эйтианский змей вполне неплох.
Айонас, наконец, вырвался из душного окружения вежливых бесед и обсуждения больших планов, которые, вроде как решено было оставить на завтрашнее утро. Когда он встал из-за королевского стола, то обошел всю залу, заглянул в каждый угол. Вышел на один балкон, потом на другой. Не нашел Альфстанны и там. Вышел в сад, облазил и дотошно осмотрел каждый куст. Не найдя другого решения, отправился в конюшню — может, смотрит в пустое стойло Ларда и плачет? Или, может, уехала из дворца? Конюхи должны что-то знать.
Допросив конюших, Айонас узнал, что сиятельная леди Стабальт не брала сегодня ни одного коня и сама не заходила. Вернувшись во дворец, Диенар отправился в лазарет. Альфстанна выглядела неплохо после лечения целителей, но, может, случилось что?
Пустые залы лазарета встретили Айонаса глухим эхо. Наконец, наплевав на все правила, он вызнал у прислуги, в какой комнате расселили августу на этот раз, и рывком заглянул внутрь, неприятно пораженный отсутствием охраны. Комната с тлеющим очагом привечала его сиротливым одиночеством.
Вызверившись так, что слышно было на все крыло, Айонас, громыхая каждым шагом, отправился к себе. Гаркнув: «Вон!» — отослал стражу, выбил дверь ногой, проорал: «Твою мать!!!».
И замер.
Альфстанна сидела на теплых шкурах, расстеленных перед камином, в полотняной рубашке Айонаса — одной из тех, что ему выдали про запас. Кроме этой рубашки на ней ничего не было — как в тот самый раз, когда Хеледд заперла их в спальне, якобы свершая для дорогих гостей первую брачную ночь.
Диенар сглотнул. Пригладил волосы и зачем-то грудь. Быстро пробежал взглядом по обстановке в комнате: ничего не поменялось, только её платье и белье валялись на спинке стула, рядом с которым, небрежно брошенные, лежали мягкие туфли.
— Признаться, я уже засомневалась, что ты придешь, — улыбнулась Стабальт, бросая на Айонаса короткий взгляд.
Все совсем как тогда, подумал Айонас, как при Хеледд… только взаправду. Вон, даже покраснела! И смотрит почти украдкой… Взаправду Альфстанна стеснительней, с замиранием сердца почувствовал Айонас. Взаправду — еще прекраснее. И взаправду она еще ни разу, никогда прежде не говорила ему «ты».
— Ты можешь застудиться на полу, — выдал мужчина первое нейтральное, но очень важное замечание, которые сумел сформулировать. Он заспешил к ней и быстро поднял на ноги.
Едва мужские пальцы коснулись кожи её рук, у Альфстанны подкосились ноги. Путаясь в них, она с трудом удержалась от падения.
— По… подать тебе туфли? — спросил мужчина, немного наклоняясь в сторону кресла. Альфстанна покачала головой, удержав августа от полноценного движения.
«Да возьми уже себя в руки! — постарался гаркнуть на себя Айонас. — Что ты как маленький?!»
Это немного помогло.
— Альфстанна, — позвал Айонас, с аккуратностью ювелира беря её ладони. Он, может, не такой охотник, чтобы о нем слагали легенды по всей Аэриде, но он… как она говорила? Опасный человек? Да, потому что знает, что, когда зверь уже в руках, отпускать глупо.
— Альфстанна, — повторил мужчина, неконтролируемо сжимая ладони девчонки и мазнул ими себе по губам. — Ты останешься со мной? — не отвел взгляда.
Она посмотрела с лукавством: не повредился ли Айонас умом, когда вышибал дверь? Может, и впрямь головой вышиб? Потом засмеялась — ярко, словно утренние брызги с моря вперемешку с жидкими каплями солнечного света. А затем приникла к нему — первой, покорно выгнувшись и прижавшись.
Айонасу не нужно было предлагать дважды. Он подхватил Альфстанну за талию мощной рукой и понес прямиком к кровати. Когда его распаленная кожа коснулась её — шелковистой, как роса на молодых ландышах — Альфстанна вздрогнула плечами. Айонас с пониманием улыбнулся. Опираясь на руки, подтянулся вверх и запечатлел поцелуй на её лбу.
— Айонас… — она робко шевельнулась, словно вынырнув на секунду из тумана близости. — Я должна сказать…
Айонас закачал головой:
— Нет. — Он скользнул губами по белой шее. — Не должна. — Тронул, чуть оттянув, её нижнюю губу. — Я же все вижу, Альф, — коротко поцеловал в губы и направился вниз, к груди, позволяя ей довериться, огладить его сведенные плечи, потянуть себя вверх, когда ей захочется ощутить на себе мужскую тяжесть и мягкую, заботливую опеку и власть.
Она отдавалась без капельки стыда, словно их первая ночь в самом деле состоялась тогда, когда Хеледд затеяла фарс на этот счет. Айонас, потонув в аромате, от близости которого совсем недавно днями напролет сходил с ума, шептал, как мальчишка: «Моя, моя Альфстанна». И в каждом светлом локоне, щекотавшем его плечи, щеки, грудь, в каждом ответном жесте, вздохе и взгляде, читал неприкрытое: «Твоя! И никто другой мне не нужен!».