Память Древних
Шрифт:
Из всего следовало, что серьга какая-то столичная, а письмо — подставное. Гладко вылизанное, чтобы фрейлины Хеледд отстали и утешили королеву. Айонас не верил, что Альфстанна могла написать подобную чушь ради самой чуши. Как попытка таким образом заглушить бдительность королевы письмо выглядело абсурдно. А, значит, было что-то еще. Что-то, что он упорно упускал.
Айонас перечитал послание. Потом еще раз. Встал, походил вокруг костра, перечитал еще трижды. Никаких свежих идей на ум ему не пришло. Просить помощи было не у кого: у своих не спросишь — засмеют, да и не их ума дело; у стабальтских тоже — еще подумают, что их леди не доверяет Диенару ни на грош, значит, и им не следует. Да и потом, это выглядело натуральной проверкой,
Спустя четверть часа Айонас вцепился взглядом в слово «иллюзией» с одержимостью, достойной самых злобных колдунов-отступников, которых поглотили призванные демонические сущности. Он таращился в записку на этом слове до тех пор, пока оно не начало расплываться у него перед глазами сплошным смазанным чернильным пятном. Ничего не придумав, Диенар потер переносицу, потряс головой и принялся тискать коробочку со всех сторон. Разворачивал так и эдак, пробовал надавить во всех местах, методично продвигаясь от периметра коробочки к центру. Ощупал основной короб, потом крышку, внутри и снаружи. Потряс — прислушиваясь и напоминая себе ярмарочную обезьяну.
Промучился битый час и в итоге сдался. Близилась полночь — нужно было прикорнуть пару часиков и собираться в дорогу. Полноценный сон им не грозит еще световой день, однако хоть немного взбодриться стоит.
Айонас убрал коробочку в седельную сумку, пообещав себе подумать об её назначении в более удобном случае. Гаркнув, подозвал десятника и наказал все подготовить.
Спустя пару часов, заспанный и взъерошенный, август душераздирающе зевал. Они условились первую часть пути — около лиги — идти пешком, и так и повели коней в поводах. Шли быстро, но для лошадей — неспешно, пыли поднимали немного, и в ночи даже самый что ни на есть зрячий эльф не разглядел бы издалека, что кто-то в лагере снялся с места. Оставшаяся часть отряда упорно поддерживала иллюзию о полном составе — кострами, якобы пьянками и пением, парой картинных драк, в которых парни больше смеялись, чем мяли друг другу бока. Только когда солнце взойдет на локоть, старший из десятников велит рывком сниматься с лагеря и мчать во весь опор на юг. Погоня — все они надеялись — решит, что минувшим гулянием Айонас хотел расслабить преследователей и, пользуясь утратой бдительности, сорваться в галоп. Оторваться, умчаться вперед. Имея фору, он может добраться до сына Грегора, сильно опережая соглядатаев королевы, и подготовить засады. Если преследователи рассудят так, прикидывал накануне Диенар, значит, его маневр удался. Враги так же вскочат на коней, побросав все на свете, и изо всех сил помчат на юг. Так путь на запад для самого Диенара окончательно станет свободен.
Главное, не натолкнуться в пути еще на какие-нибудь отряды Молдвиннов. Ведь не может быть так, чтобы, узнав об исчезновении тайного и ужасно ценного пленника, Брайс и Хеледд не организовали скрытные и натурально издевательские, пыточные поиски беглеца?
Диенар надеялся, что все получилось, как придумали. Потому, миновав лигу, он дал знак своим взбираться на скакунов и во весь опор рвать на запад, к Вектимару.
Хеледд не стала выжидать долго. Королевский Секвент просто требовал быть расколотым, и самым слабым звеном королеве Хеледд упорно представлялась блондинка-пленница, которая — государыня чувствовала — водила её вокруг пальца.
За Альфстанной послали после обеда. Фрейлины, распевая приторно-ядовитые похвалы в адрес то королевы, то августы, насильно пригласили последнюю на чай к Хеледд. «На чай» с их лиц читалось как «На смерть», но отказать у Альфстанны не получилось. Её повели. Стабальт споткнулась о юбку на лестнице и в очередной раз возненавидела неудобный, совсем не по ней скроенный наряд с чужого плеча, выданный во дворце. В процессе продвижения ни одна из фрейлин не обронила ни одной вразумительной фразы, но Стабальт лопатками чуяла, как ехидно те ухмыляются, переглядываясь между собой. Глубоко вздохнув, августа расправила плечи, её шаг стал тяжелее. Ладно уж, что еще может сделать эта Хеледд, а? — подбодрила себя Альфстанна.
Хеледд, встретив гостю с высокомерной физиономией, сделала благоволящий жест, указывая Стабальт сесть с ней за один стол. А потом велела фрейлинам подать им чай.
— У вас ко мне какое-то дело? — уточнила Альфстанна, наблюдая за манипуляциями женщин в просторном, как шатер военного командования, покое. Суетящиеся вокруг фрейлины напоминали мух с заточенными ножками, которые ползают прямо по ней, Альфстанне, царапают кожу, заражают гнилью. Ей ужасно хотелось поерзать, найти позу или угол зрения, которые придали бы ей хоть каплю уверенности. Стабальт ухитрялась держаться натуральным чудом, и у Хеледд от этого песком сводило зубы.
— Да, — сказала королева. — Я хочу тебя поблагодарить.
Если бы Альфстанна уже пила чай, то, захлебнувшись, утонула бы в собственной чашке — так нелепо звучала фраза!
Августа постаралась придать себе невозмутимый вид.
— Едва ли я сделала что-то, заслуживающее особого внимания королевы.
— Ты преподнесла мне подарок, — отозвалась Хеледд. Альфстанна нахмурилась: о чем речь? Псы Хеледд что-то нашли? Стабальт очень надеялась, что лицо её не выдаст. И все-таки, кажется, Хеледд прочла замешательство собеседницы: расплывшись с ленивой усмешке, она пояснила:
— Я имею в виду ту … жеоду. Для женского здоровья, — сказала королева и повела рукой в сторону. Проследив жест, Альфстанна перевела дыхание: хвала Пророчице, это та самая штуковина, которую она тут оставила. Августа кивнула — лишь губы конвульсивно дернулись в подобии улыбки.
— Рада, если аметист будет вам во благо. Он обладает высокими целительскими свойствами, — бесцветно произнесла Стабальт.
Хеледд улыбнулась — до того приветливо, что у Альфстанны едва не защипало глаза. Движением головы королева указала на наполненную чашку чая: пей! Ну, вот и самое главное, безошибочно поняла августа. Взяла в руки сосуд с красивым узором из ласточек. Чай был горячим, так что выдохнуть напоследок вышло естественно — вроде как подуть, чтоб напиток остыл. Облизав обданные паром губы, Альфстанна пригубила и взмолилась: лишь бы руки не затряслись!
Сделав глоток, замерла, прислушиваясь к ощущениям. Яд? Может быть. Запах во всяком случае не чайный — на солому похож. Яд ведь, да? Вот, сейчас её скрутит, обязательно… В глазах поплывет, дышать станет нечем. Ну же, уже тяжело дышать? Или, может, это какой-то другой яд? Резь в животе? Альфстанна нахмурилась, пытаясь уловить в себе малейшие изменения, самый незначительный признак надвигающейся смерти. Возможно — ужасно болезненной.
— Что-то не так? — поинтересовалась Хеледд, чуть наклоняя голову и заглядывая Альфстанне прямо в лицо.
— Необычный аромат, — отозвалась августа, не понимая, почему у неё до сих пор ничего не заболело.
«Ну, хватит!» — прикрикнула девушка на себя. В самом деле! Даже Хеледд не настолько глупа и самонадеянна, чтобы травить обидчицу публично: ведь сколько было свидетелей, что королева позвала августу на чай! Да и зачем ей просто смерть Стабальт — сама по себе? Просто убить её Хеледд могла бы уже тысячу раз. Это только приведёт Батиара в чувство неконтролируемой ярости — и поди потом пойми, как с ним разбираться и как отреагирует знать… Нет, Молдвинны примеряются, как бы из убийства Альфстанны выжать побольше пользы, устранить побольше проблем и угроз, заткнуть побольше ртов, выставить себя в самом благовидном свете, а Секвент, по возможности весь — в дурном, чтобы подчеркнуть, что старые порядки свое отжили, и нужна новая власть. И потом, кажется, Брайс и Хеледд вообще еще не решили, что выгоднее: мертвая Альфстанна или живая?