Память Древних
Шрифт:
Будто читая его мысли, Фирин приблизился к еде и обронил:
— Как интересно, Ирэтвендиль! Теперь ты, наш маленький друг, будешь чувствовать то же, что и мы в Руамарде. Словно стоишь голый на верховном суде короля.
Хольфстенн принялся что-то отвечать: беззлобное и ворчащее. Жал устроился рядом с Данан и принялся молча есть, косясь на чародейку время от времени. Он ей имя — она ему право не быть пушечным мясом. Все честно: вера — за веру.
Дей, молчавший весь завтрак, тоже поглядывал на Данан, и понимал, что, кажется, именно сейчас он по-настоящему проиграл.
Глава 16
Ирэтвендиль
Размышлять, как бы покорректнее обозначить цель их визита, или искать своими ногами путь к командору Ирэтвендиля не было никакого смысла. Поэтому, остановившись, Данан выкрикнула в молчаливое единообразие леса, зная, что её наверняка услышат.
— Мы смотрители Пустоты! Нам нужно попасть к вашему командору!
Спустя всего несколько секунд сбоку раздался холодный мужской голос:
— Среди вас смотрителей только… — он замолчал на миг: считал! — … трое. А кроме них эльф, гном, которому здесь не рады, женщина со взглядом шпиона, и… — мужчина-дозорный оглядел Жала и с особым смакованием протянул: — Эйтианская Гадюка. Еще и эльф! — брезгливо подчеркнул мужчина. — Дай-ка вспомнить, когда твой брат бывал здесь на моей памяти в последний раз? — он потер подбородок с видом человека, которому пообещали, что разрешат собственноручно казнить опасного преступника. — Никогда!
— Ты не так уж давно живешь, — произнес другой эльф, выходя из чащи со спины первого. Это был высокий, худой боец с копьем. Его черты не вызвали бы у остальных никакого интереса, но на мужских щеках красовались мелкие неразборчивые татуировки, и рассматривать их выходило само собой. Фирин беспрестанно переводил взгляд с эльфа на его копье и назад, непонятно при этом скалясь. Видимо, второй стражник обладал какой-то властью, потому что первый, не особо радушный, с недовольной аристократичной миной отодвинулся в сторону.
— Идемте, — сказал он Данан, не представляясь и не знакомясь. После чего наспех пробежался взглядом по макушкам остальных — так считают в стаде овец. — Командор велела провожать к ней всех смотрителей, какие покажутся на наших землях.
Никому не приходило в голову спросить, почему в провожатых у них всего один эльф. Неужели такой бесстрашный? Нет же — повсюду вокруг за ними по-прежнему следили десятки глаз, и у каждого их обладателя наверняка в руках был лук.
В отличие от Дагора, водившего по Руамарду, нынешний проводник был неразговорчив совсем: ничего не объяснял, не уточнял и не отвечал даже на редкие вопросы. Только, судя по всему, выполнял повеление. Остальное его не трогало.
Вскоре вдали стали мелькать постройки — более значительные, чем всякие дома на деревьях — и путники пришли к мысли, что подбираются к городу. Вот мелькнули тонкие шпили храмов и башен звездочетов. Вон, чуть дальше, за деревьями, блестит голубоватым стройная, как девица в цвету, магическая Цитадель. Чуть позже донеслись эльфийские разговоры — в их языке была какая-то легкость и как будто краткость. «Тил’илозаль», поняла чародейка, прислушиваясь, родилось из этого мягкого, выпуклого наречия.
Спустя еще четверть часа ходьбы в просвете крон мелькнул край фасада королевского дворца. И в нем тоже — Данан и Фирин чувствовали издалека — будто бы билась невидимая колдовская жила, к которой отчаянно хотелось припасть. Как леденящий ключ оазиса в пустыне. Ноги сами развернулись в нужном направлении, но их обладатели-маги замерли, как если бы стало ясно, что оазис — мираж. Красота Ирэтвендиля проглядывалась издали — уточненная и ледяная, не допускавшая чужаков ближе.
Провожатый повел прочь, огибая увиденное крюком с западной стороны, чем вызвал у Данан вздох облегчения. Что ж, если их не ведут во дворец или к каким-то постройкам рядом, значит, не придется иметь дело с королями и их седалищами. Еще одного проблемного трона им точно не пережить!
Борво, причмокнув, заметил:
— Э, парень, слушай, город в той стороне, — указал он туда, где раскидывались жилые постройки.
Провожатый оглянулся на них и обронил единственную в пути фразу:
— А командор — в той, — указал он перед собой, куда, собственно, и шел.
Путь лег дальше. Звуки большого города доносились справа неразборчивым гулом, и обволакивали, словно они двигались по краю какого-то эльфийского облака. Данан особо не вслушивалась. Вместо этого приблизилась к Дею и попыталась расспросить, рассказывал ли Редгар что-то о командоре Ирэтвендиля ему. Потому как ей — нет.
Странно, что она не подумала об этом прежде. Ответы Дея были скупыми. Мужчина задумывался, пытаясь в точности припомнить слова Тысячи Битв, но в итоге выдал только: «Он говорил, что многим ей обязан».
Прибежище командора напоминало невысокую цитадель с пристроенной казармой. Его сработали в свое время из светлого камня и, кажется, ремонтировали совсем недавно. В отличие от одухотворенного, но надменного основного города, здесь витал обжитой дух тружеников.
Как в Калагорне.
Калагорне, который Данан видела один раз в жизни. Интересно, если они все-таки… Страшно даже подумать, но если они все-таки выживут, значит ли это, что дальше она будет жить именно в Калагорне? Ох, честное слово, какое еще «жить дальше?». Разве, стоит ей снять браслет, её голова не взорвется под натиском неразберимой волны: из голосов, собственной порчи, притока силы, чародейского голода и голода Пустоты в ней? Временами Данан казалось, что магия в ней приобрела какое-то обличие, превратилась в живую сущность. Её можно было нащупать внутри, взять за руку — или щупальце? — пригладить, швырнуть, с ней можно было поговорить. Чародейка вполне верила, что просто свихнулась, и её внутренние беседы с архонтом приобрели такую извращенную форму. Время от времени в походе её посещала мысль обсудить все с Фирином. Данан частенько ловила взгляды эльфа, смысл которых не могла до конца объяснить.
Однако на деле от разговора Данан воздерживалась. Не проверяя, она почему-то была убеждена, что снова наткнется на снисходительную и немного усталую полу-улыбку и уже набивший оскомину ответ на все вопросы: «Магия гибче, чем тебе кажется». Ей, откровенно, уже ничто, никак и никаким не казалось. Только чувствовалось: если вот эта непонятная сущность внутри неё, скопленная Пустотой, оскверненной кровью исчадий и собственным талантом к Дому Кошмара, высвободится из-под ордовирного ограничителя, то, почуяв где угодно хоть толику, хоть крупицу магии, он вырвется из Данан настоящим чудовищем. Черным, с огромной и голодной разинутой пастью и пожрет что угодно, чтобы насытится — будь то искомая магия или любая ближайшая жизнь.