Память Древних
Шрифт:
Берен приблизился к Айонасу, выводя того из оторопи. Диенар вздохнул, взял себя в руки и постарался сосредоточиться. Его ответный взгляд предостерег Берена от того, чтобы опуститься до панибратства и положить августу руку поверх плеча.
— Не думайте лишнего, лорд, — сказал Берен, словно уловив настроение августа. — Она недоверчива, но разве у неё нет причин? Она одна, там, в рассаднике заразы, с которой сейчас пытаются одновременно бороться три здоровенных мужика-августа. И вся её надежда — человек, который не ставит женщин ни в грош.
«Я».
Этого
«Она надеется на меня. И всем своим людям сказала, что надеется на меня! И… о, Пророчица, они поддерживают её? Она что… совещалась с ними? Делилась с ними?.. Делилась… О НЕМ?! Ох! Это не важно!».
Берен прав. Айонас слышал, чуял кожей, что прав! Ну в конце ведь концов! Альфстанна — не кокетка, она не дурачит его, а просто боится. Как боятся все разумные люди — ножа промеж лопаток. Как боятся все охотники в незнакомых чащах: когда, устремляясь за лисой, начинают думать, что упустили за спиной стаю волков, которые берут в кольцо.
Ему нужно время — чтобы понять, что он чувствует теперь, когда видит преданность её людей не в словах или статусе, а в рвении быть с ней заодно.
— А сам-то? Скажешь, прямо-таки сразу рванулся ей под каблук, когда Батиар похоронил сыновей, да? — рявкнул Айонас, чтобы не сдаваться так сразу. Нечего его упрекать в том, что свойственно в душе каждому из мужчин!
Берен принял готовность августа поддержать диалог хоть в каком-то виде за добрый знак. Широко хмыкнул и ответил:
— Намного раньше. Я ведь вам уже рассказывал про трюк в тринадцать лет.
Валисса валилась с ног от усталости: Молдвинн наседал на неё особенно жестко, заставляя поднимать трупы и искать духовные следы по всему Даэрдину. Точно ли Редгар уже мертв? Или еще жив, старый паскуда? Или где оставшихся дезертиры-смотрители? Ох, как бы они не устроили диверсию или переворот, клятые скверноносцы! Ищи Айонаса! Точно ли он движется на юг? Точно? А как же его, Брайса, люди? Те, кого он послал в погоню! Где? Что? С кем? Живы? Достигли успеха? А что происходит у Ллейда? Запытал его Эйнсел? А Аберт!!! Где он?! Его доставили к Вектимару?! Тот уже собрал армию?! А Батиар почему еще не прислал ответ, что готов подчиняться?! Его уже скрутили?..
Насчет Батиара Валисса точно ничего не могла сказать, зато её саму точно скрутило знатно. Не восприимчивый к никаким увещеваниям и мольбам об отдыхе, Брайс озверел и был готов посадить заклинательницу душ в клеть. Ему нужны сведения, особенно — о Вектимаре, Батиаре и об Айонасе! Он ведь не мог поставить на уши столицу, заявив, что в его темницах подвергся мучениям младший отпрыск Джеллерта Вектимара. Издевательство над безвинным — это акт мученичества последнего.
Брайс и Хеледд ничего не могли утаить. Или почти ничего. Они знали виновных, и понимали, что если не остановят их сейчас, ситуация уплывет из их рук вместе с Галлором — столицей Даэрдина. Поэтому было так важно, чтобы Валисса справилась.
А Валисса не знала, за что хвататься, теряла энергетические сгустки по всему Даэрдину и периодически падала в обморок без сил.
Айонасу это было на руку.
В следующую поездку он взял большую часть охраны, а Джеллерту посоветовал стоять с армией наготове и ждать сигнала. Берен стал их проводником: в отличие южан Диенаров и Вектимаров он лучше знал северные наделы Даэрдина с их укрытиями и тайными тропами. Лишнее внимание ни к чему.
Когда путникам удалось достичь нужного пункта, лошади были загнаны до кровавой хрипоты.
Цепи решетки в крепостных воротах громыхали вровень с ядреной майской грозой вокруг. У Айонаса промокли до нитки портки, но на этот раз он не велел останавливаться по дороге ни в одном трактире. Понимал, что, наверное, еще долго не сможет по-человечески сесть на задницу — так набило! — но гнал, как дурной. Чем дольше они медлят, тем больше рискует Альфстанна. И как бы он, Айонас, ни относился к ней, как бы ни путался в чувствах и бесконечных вопросах, одно мог сказать точно: с первого дня она явилась к ним как союзник, она действовала, как союзник, и делала, что могла — как союзник! Она — союзник, какими не разбрасываются на пороге переворота, и она — одна.
Гонец, высланный чуть загодя, сделал свое дело: им успевали открыть ворота аккурат, когда августы подъезжали. Взметая грязь на три локтя вверх, Айонас с сопровождением ввергся в крепостной двор. Их ждали наверху широкой лестницы: несколько человек охраны, пара служилых и он — с воткнутым перед собой отполированным двуручным мечом, на который опирался обеими руками. Всегда мрачный и бескомпромиссный, как последнее движение топора в руках палача. Его длинные черные, как ночное небо, волосы, перевивались белоснежными молниями седин.
Айонас спешился первым, поднялся вверх: не молниеносно, но прытко, не ловко, но уверенно и твердо. Кланяться не стал — только кивнул, снося ненавидящий взгляд из-под тяжелых бровей на высоком лбу. Ей-богу, он мог бы сойти за гнома с таким отягощенным невзгодами лицом, если бы не рост и плечи: когда-то широкие, словно грудь быка, они ссутулились за последние годы вынужденной телесной немощи и бездействия, скрючивая за собой всего лорда целиком. Впалая грудь и живот делали его похожим на изогнутую трость.
— Я надеюсь, — прозвучал низкий мужской голос, и Диенар с первой интонации услышал, что стали в нем не убыло, — у тебя есть какое-то внятное объяснение, Айонас, — сказал он вместо приветствия. Диенар не дрогнул и кивнул, протянув руку:
— Есть, Батиар.
ЧАСТЬ III
Под крылом и когтем
Глава 15
Пленник поднял глаза на стену. Догоравший факел чадил, и мужчине казалось, что он тоже чадит: из последних сил переводит воздух вокруг в угоду собственной жизни. Он привалился головой к стене, у которой сидел, и закрыл глаза.