Память гарпии
Шрифт:
– Довольно, дитя, – гулко оборвал его Лукреций. Он казался настолько огромным, что было странно, как край балкона не проламывается под ним. – Не заставляй отца Геласия ждать. Ступай вниз и не нарушай больше наш распорядок. Я понаблюдаю за тобой.
– Пожалуйста, просто дайте мне время! Я ведь всё равно никак не сбегу.
Лукреций легонько повел рукой, и позади Орфина раздались тяжелые шаги. Рука, твердая, как камень, коснулась его чуть выше локтя.
– Я иду, я сам, – быстро сказал он, разворачиваясь.
Двое призраков-статуй сопроводили его вниз по лестнице.
Орфин судорожно огляделся, но всюду были стражи. Он заставил себя сделать пару шагов в сторону жнеца. Чёрт! Причастие выглядело невинно со стороны, но эти пустые взгляды… Чем здесь опаивают?
– Не бойся, дитя! – донеслись сверху слова Лукреция. – Отец Геласий, возьмите с нашего нового друга десятину и не скупитесь на лету.
Священник приподнял небольшую чарку с мерцающей жидкостью, напоминавшей ртуть. От нее шел сильный сладкий запах.
– Что это?
– Обезболивающее, – ответил Геласий тихо и бесстрастно, с щепоткой иронии.
Не решаясь прямо отказаться от напитка, Орфин принял чарку и поднял ее ко рту. Надо как-то хитро разлить жидкость, чтоб священники поверили, что он выпил. Но стоило сосуду оказаться под носом, как Орфина разморило от запаха. Мерцающий пар нес в себе приторно-химический аромат ванили, от которого воля таяла. Он опрокинул дурман в себя, как шот. В первый миг напиток напомнил очень крепкий ликер, но, вместо того чтоб обжечь гортань, он обволок ее медом.
Из широкого черного рукава отца Геласия показались тощие пальцы. Он на несколько секунд коснулся лба Орфина, убрал руку, и его капюшон качнулся в кивке.
– Вот и всё, – огласил настоятель с балкона. – И нечего было бояться, правда?
Его голос звучал замедленно.
Вся церковь окрасилась в солнечно-янтарные оттенки.
Орфин пытался напомнить себе, что подвергся воздействию какого-то… вещества… но по телу разлилась такая приятная ленивая тяжесть, такое полуденное расслабление, что мысли текли всё медленнее, почти не превращаясь в слова.
Он побрел, куда велели. Сонно отодвинул полог из стеклянных бус и повалился на бело-облачные подушки. Под потолком вился дым, складываясь в причудливые образы. Казалось, целые мифы бурлят в золотистых испарениях. Они ускользали, но оставалось теплое чувство, похожее на ласковые объятья матери.
Забытое
2001
В этом месяце он хотел, чтоб все звали его Энди. Но соглашались на это только новые знакомые.
Сегодня он впервые праздновал Новый год не дома и был почти счастлив по этому поводу. В гостях у приятеля было много детей – шумно и весело. Гораздо лучше, чем дома. Но к одиннадцати всех стали забирать родители. Хозяйка беспокойно смотрела на Энди и спрашивала, когда за ним зайдут. Мальчик закусил губу и медленно
– Мой папа всегда очень пьет на Новый год, – соврал он. – М-можно я останусь у вас?
Глаза женщины наполнились возмущением и жалостью.
– Он обижает тебя?
– Да… то есть нет, – заметался Энди. – Он просто очень грустит по маме. Можно я, пожалуйста, останусь у вас?
– Да-да, конечно. Я постелю тебе в гостиной.
Сын хозяйки подслушивал этот разговор и смотрел на Энди исподлобья. Когда его мама ушла, он поднял руку и покрутил пальцем у виска. Энди показал ему средний палец.
На самом деле он даже хотел бы, чтоб отец напивался раз в год на Новогоднюю ночь, а остальное время был нормальным. Но он всегда был… помешанным. С тех пор как маму положили в больницу, он тоже словно исчез, по крайней мере для старшего сына. Вернуться сейчас домой означало снова слушать бесконечное тиканье часов и смотреть, как отец расчесывает и нянчит сестру.
За полночь он сидел на застеленном диване в чужой гостиной и смотрел на всполохи салютов за окном. Он лег и попытался заснуть. Далекий уличный шум ему не мешал, но вот часы… Они висели прямо над дверью – массивные, как охотничий трофей – и невыносимо тикали. Энди свернулся на боку, спрятал голову под подушкой и зажал ею ухо, но всё равно слышал этот звук. Как обратный отсчет бомбы.
В два пятнадцать он поднялся, подтащил кресло к двери, взобрался, снял проклятые часы и швырнул их через комнату. Они разбились с ужасным грохотом, и его тут же охватил ужас, ведь он был в гостях. Теперь его накажут.
Энди заметался, выбежал в коридор, услышал возню в спальне взрослых. Он быстро обулся, схватил куртку и бросился вон из квартиры.
Несколько минут он просто бежал прочь по оживленным праздничным улицам. Здесь смеялись пьяные компании, и было довольно холодно. Куда идти? Он подумал, что лучше всю ночь тут промерзнет, чем вернется домой или в гости. А потом нашел идею получше. Он пойдет к своей маме. Когда, если не сейчас.
Уши вскоре заныли от холода, но он упорно шел к больнице, сторонясь особо пьяных встречных.
И вот грязно-желтое здание показалось за поворотом. Его окружал забор, но Энди легко протиснулся между прутьями. Двор почти не освещался. Робея, мальчик подошел к дверям и дернул, но они были заперты. Он стучал и ломился, пока ему не открыл сторож – невысокий толстый дядька с жидкими седыми волосами.
– Ты что здесь делаешь, мальчик? С колядками, что ли, спутал?
– Я хочу повидаться с мамой, – упрямо заявил Энди.