Память (Книга первая)
Шрифт:
Все это, конечно, знал автор «Слова», историческая осведомленность и избирательность воспоминаний которого поражает исследователей. Д. С. Лихачев отмечал, что в поэме нет ни одного случайного слова; можно добавить — в ней нет также ни одного случайного умолчания. И совсем не случайно в произведении, столь отрывочно и кратко сообщающем сведения по истории Руси, нет даже намека на такие важные исторические события, как победоносные походы Мономаха против кочевников, но зато появляется вдруг строка о юном князе Ростиславе, утонувшем в Стугне за сто лет до «Слова». Это было напоминанием современникам о сокрушительном разгроме половцами войска Владимира в 1093 году, гибели его младшего брата, о горе их матери, потерявшей вслед за мужем сына и горько плачущей на темном днепровском берегу.
Возможно, здесь — еще один ключик к тайне авторства. Дело в том, что из тысяч подробностей русско-половецких сражений именно этот эпнзод выбрал сам Игорь в своем диалоге с Донцом. Выслушав реку, Игорь — исторически очень осведомленный человек, знавший династические перипетии, княжеские конфликты, мельчайшие подробности прошлого Руси, противник Мономаха и его потомков, сокол из Ольгова хороброго гнезда — произносит примечательную, продолжающую диалог фразу: «Не тако ти, рече (Игорь), река Стугна…»
Заключительный трагический аккорд ретроспективной вставки: «Уныша цветы жалобою и древо с тугою къ земли преклонилось». Этот аккорд, между прочим, впервые звучит в поэме после описания битвы и поражения князя Игоря: «Ничить трава жалощами а древо с тугою къ земли преклонилось». Отметим, кстати, эту вроде бы малосущественную разницу — «ничить трава» и «уныша цветы». Необыкновенная, воистину поразительная точность автора, какою не устаешь восхищаться! На Каяле «падоша стязи Игоревы» в начале мая, среди ранних степных трав, а князь Ростислав утонул в Стугне 26 мая, когда уже распустились полевые цветы…
Но главное — две эти фразы не могли совпасть случайно! Слишком строг был к себе, как к автору, гениальный поэт, слишком объемна и тяжела в поэме подводная часть айсберга! И горечь поражения, образно выраженная в одинаковом эмоциональном и стилистическом ключе, — не вся параллель, а только малый отрезок ее. В частности, князь Игорь, как и Ростислав, кажется, стал жертвой не зависящих от него обстоятельств, о чем мы еще поговорим.!.
Датировка «Слова» вызывает множество взаимоисключающих предположений. Одна нз самых, на мой взгляд, обоснованных гипотез изложена в публикации Н. С. Демковой «К вопросу о времени написания „Слова о полку Игореве“ (Вестник ЛГУ, 1973, № 14. История, язык, литература; вып. 3).
Обратимся к этой работе. «Уточнение датировки „Слова“ и его связей с конкретными событиями XII в. — одна из важнейших задач изучения этого произведения. В настоящее время существует ряд гипотез, авторы которых связывают возникновение памятника с теми или иными конкретными событиями в политической истории Руси XII-XIII вв. А. В.Соловьев и Б. А. Рыбаков датируют „Слово“ 1185 г., М. Д. Приселков — „до апреля 1187 г.“, Д. С. Лихачев — 1187 г., И. П. Еремин —1187 г. или началом 1188 г., Д. Н. Альшиц — 1223 г. до 1237 г., Л. Н. Гумилев — 1249-1252 гг. В этих гипотезах или учитывается не вся совокупность данных, сообщаемых „Словом“ и параллельными летописными статьями, или .игнорируется художественная природа памятника (отсутствие жанра исторической аллегории в литературе XII-XIII вв. лишает серьезных оснований гипотезы Д. Н. Альшица и Л. Н. Гумилева; спорность датировки Б. А Рыбакова вызвана , в частности, специфическим подходом исследователя к тексту «Слова» как к подлинному историческому документу)»…
Далее автор извлекает из текста поэмы «конкретные датирующие данные»: князь Игорь, умерший в 1202 г., назван «нынешним»; в «здравице», завершающей поэму, упоминается его брат Всеволод, который умер в мае 1196 г.; нет «славы» Святославу киевскому, скончавшемуся в июле 1194 г., зато есть его «сон», символически и ретроспективно связываемый с погребальным обрядом и посмертной «похвалой». Вывод: «Таким образом, есть основания предположить, что время написания „Слова“ — после июля 1194 г. до мая 1196 г.» (Напомню читателю: разрядка в цитатах везде моя. —В. Ч.).
Не без оснований Н. С, Демкова указывает и на важную историческую причину появления «Слова» именно в этот период. «Политическая ситуация 1194-1196 гг. характеризуется резким обострением княжеских отношений: Всеволод Суздальский и Рюрик, ставший теперь, после смерти старшего из Ольговичей — Святослава, киевским князем, требует от Ольговичей осенью 1195 г. навсегда отказаться от прав на киевский престол: „…а Кыевъ вы не надобе“. Ольговичи горделиво заявляют Всеволоду: „Мы есмы не угре, ни ляхове, но единого деда есмы внуци; при вашем животе не ищемъ его, ажь по вас —|кому богъ дасть“. Проблема киевского наследия обсуждалась неоднократно и бурно, она стала острым политическим вопросом: „И бывши межи има распре мнозе и речи велице, и не уладишась“. Русская земля ждет от этой ссоры „кровопролития“ и „многого мятежа“, „еже и сбысться“. Начинается длительная „рать“ с Рюриком и Давыдом Ростиславичами, она захватывает весь 1195 и 1196 гг. Рюрику помогают дикие половцы… С горечью пишет летописец о „сваде“ в русских князьях, о „диких половцах“, которые „устремилися на кровопролитье и обрадовалися бяхуть сваде в Рускых князех“.
Как и многие другие исследователи, Н. С. Демкова сравнивает также изложение событий Игорева похода 1185 г. в киевской Ипатьевской летописи и владимиро-суздальской Лаврентьевской.
«Внимательное сопоставление обоих текстов обнаруживает не только две различные точки зрения на Ольговичей. Оказывается, что рассказ Киевской летописи не просто подробнее: он как будто бы последовательно отвечает на все упреки владимиро-суздальского рассказа. Обстоятельным, информированным повествованием, ведущимся бесстрастным тоном, киевский летописец снимает почти все обвинения с князя Игоря, кроме одного — обвинения в неудержимом юношеском задоре».
Коснусь еще одной темы, связанной с автором «Слова». Сколько ему могло быть лет во время похода?
Свежесть и острота восприятия мира автором поэмы бесспорны. По зрелости же и серьезности мыслей, заложенных в ней, по энергии и глубине письма, по смелости идей можно уверенно сказать, что это не был ни безусый юноша, ни немощный старец, для которого, скажем, такой трофей Игоревых воинов, как красные девки половецкие, — не обязательно значился бы на первом месте. В тексте поэмы говорится, что «нынешний» Игорь, «иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ, наполнився ратного духа…» Один из давних исследователей прошлого рассматривал эти слова как свидетельство того, что «Игорь пришел в совершенный возраст, в лета мужественные».
Незадолго до похода Игорю исполнилось тридцать четыре года, а это самый продуктивный возраст, время подвигов и ратных, и творческих…
Есть в публикации Н. С. Демковой и такой абзац,: «Весьма любопытное истолкование в системе „антивладимирских“ настроений автора приобретает упоминание в „Слове“ киевской церкви богородицы „Пирогощей“, куда сразу же едет Игорь, вернувшись из плена: культ именно „Пирогощей“ мог поддерживаться в пику иконе Владимирской божьей матери, вывезенной Андреем Боголюбским из Киева во Владимир в 1155 г. „Пирогощая“ икона была привезена в Киев из Византии „во едином корабли“ с Владимирской иконой, и могла рассматриваться как святыня, равновеликая владимирской»..