Память (Книга первая)
Шрифт:
— Он был внуком декабриста.
— Каким образом?
— Обыкновенным, — послышался тот же слабый голос, пронизанный всезнающей старческой иронией. — Его отец Степан Юшков был женат на старшей дочери декабриста Варваре… Родился наш предок в 1801 году на Черниговщине…
— Где?! — удивился и обрадовался я.
Дело в том, что в Чернигове уже четверть века жили мои родные, я часто бывал в тех местах, неплохо их знал, и, помню, приятным открытием стал для меня тот факт, что «славянин» Иван Горбачевский из-под Нежина. В Черниговском музее однажды я увидел портрет декабриста Александра Якубовича, который тоже родился в бывшей Черниговской губернии. И была там еще одна необычная фотография — три обелиска рядом. Княгиня Мария Волконская, с «Записок» которой я начал свой поиск, похоронена здесь же, на Черниговщине, в селе Вороньки! Рядом с нею навек упокоились князь Сергей Волконский и декабрист Александр Поджио, приехавший некогда умирать к близким друзьям по сибирской ссылке, в имение их дочери, вышедшей замуж за Кочубея… И Мозгалевокий с Черниговщины!
— Да, — подтвердила Мария Михайловна. — Из Нежина, как и Горбачевский. Корни его по отцу, видимо, уходят в Польшу, а по матери — во Францию.
— Во Францию?
— Именно. Гвардейский капитан Осип Мозгалевский был женат на Виктории де Розет, дочери придворного короля Людовика XVI Шарля де Розет, эмигрировавшего. во время французской революции в Россию…
Мозгалевские были мелкопоместными дворянами. Будущий декабрист учился в Нежинской народной школе, потом в петербургском 1-м Кадетском корпусе, из которого вышло немало декабристов, в том числе Кондратий Рылеев, Федор Глинка, Михаил Пушкин, Семен Краснокутский, Алексей и Аполлон Веденяпины, Александр Булатов и другие. Мозгалевскнй в Черниговском полку, как и Горбачевский, не служил, 1825 год застал его подпоручиком Саратовского полка, дислоцированного близ Житомира. Единственный из всех офицеров своего полка командир 3-й мушкетерской роты Мозгалевский вступил в Общество соединенных славян, согласившись с его целями, программой и правилами.
— Нашего предка, правда, нельзя признать выдающимся членом этого интереснейшего общества. Среди «славян» были настоящие орлы! Петр Борисов — прекрасный организатор и теоретик, мыслящий широко, свободно и мужественно. В руководящее ядро «славян» входили также его старший брат Андрей, Юлиан Люблинский, Горбачевский, Спиридов, Тютчев, Андреевич, Усовский. Последние двое были подлинными революционными трибунами. Из этого ядра выделилась так называемая «Когорта обреченных» — Борисовы, Горбачевский, Спиридов, Тютчев и Усовский, которые дали священную клятву пожертвовать собой для свершения акта цареубийства. Клялись «славяне» на оружии, знаете?
— Знаю. А солдатский штык был символом нх веры.
— Да, да. Это символично, с глубоким смыслом… В исторической и мемуарной литературе о Мозгалевском почти ничего нет, а если есть, то…
— Что вы имеете в виду?..
Разговор как-то странно оборвался, и я почувствовал в последних словах Марии Михайловны какую-то важную недосказанность. В чем дело?
Шло время. Работая над другими темами, я просмотрел попутно кое-какую литературу о декабристах, сочинения и письма первых наших революционеров, воспоминания тех, кто их знал, покопался в архивах, следил за книжными новинками. «Записки» М. Н. Волконской время от времени переиздавались, не залеживались на полках, находя своего читателя, и в каждом новом издании историки-комментаторы и издатели проявляли неизменную небрежность. Прежде всего, эти «Записки» — не оригинал, который на самом деле был написан по-французски. Сенатор М. С. Волконский, которому мать завещала свои «Записки», держал их в сейфе почти до первой русской революции. Только в 1904 году они вышли из печати в оригинале и в переводе, который сделала внучка автора М. М. Волконская. В 1914 году А. Н. Кудрявцевой был предпринят новый перевод, однако имени переводчиков не значится ни в читинском издании, ни в красноярском 1975 года.
Мария Волконская, повторюсь, Сухинова называла Сухининым, Батенькова — Батенковым, что комментаторы заметили. Другое дело — Мозгалевский. Эта фамилия, как я уже писал, дважды упоминается в тексте, а также в комментариях с «уточнением», что Мозгалевский был прапорщиком, и в именном указателе с инициалами «А. И.».
Вы помните, дорогой читатель, рассказ Ю. Тынянова «Подпоручик Киже»? Из-за писарской ошибки объявился в документах павловского времени никогда не существовавший подпоручик Киже, что доставило немало забот и неприятностей царским канцеляристам. Этот чиновничий курьез в прекрасном изложении Ю. Тынянова знают миллионы людей у нас и за рубежом. Но подпоручик Киже — образ литературный, а передо мной предстало подлинное лицо, декабрист Мозгалевский, который, в противоречии с давними и современными историческими публикациями, — 1. Никогда не был прапорщиком. 2. Не служил в Черниговском полку. 3. Не был товарищем Сергея Муравьева-Апостола. 4. Не шел по этапу от Киева до Нерчинска. 5. Не имел инициалов «А. И.».
Декабристов Мозгалевского А. И. или Мозалевского А. И. вообще не было на свете. Был прапорщик-черниговец Мозалевский Александр Евтихиевич, проделавший вместе с поручиком Александрийского гусарского полка «славянином» Иваном Сухиновым и своим сослуживцем штабс-капитаном Черниговского полка «славянином» Веньямином Соловьевым кандальный путь в Сибирь, и был подпоручик Саратовского полка «славянин» Николай Осипович Мозгалевский. Называя Мозгалевского, Болконская имела в виду А. Е. Мозалевского, и ей простительно было спутать эти две близкозвучные фамилии, которые, как я позже узнал, однажды перепутал даже сам шеф жандармов Бенкендорф. Нынешние издатели и комментаторы имели время и возможности поправить ошибку! Кому-кому, а красноярцам непростительно— Н. О. Мозгалевский был, можно сказать, их декабрист. В 1977 году «Записки княгини М. Н. Волконской» изданы большим тиражом — двести тысяч экземпляров — «Молодой гвардией», и в комментариях к ним фигурирует тот же «подпоручик Киже», то есть никогда не существовавший «прапорщик Мозгалевский». Следующее издание, очевидно, скопирует предыдущие…
Любознательный Читатель. Специально прослежу, это не мелочи.
— Совсем не мелочи! За фамилиями стоят люди, вошедшие в начальную революционную историю своего отечества. Добавлю, что сходство фамилий Мозалевского и Мозгалевского породило, можно сказать, традицию, которая в декабристской литературе не прерывалась никогда. Если в «Записках» М. Н. Волконской и комментариях к ним декабрист А. Е. Мозалевский трижды поименован Мозгалевским, а в именном указателе Мозгалевским А. И., то в работе М. В. Нечкиной «Общество соединенных славян» (М. — Л., 1927) декабрист Н. О. Мозгалевский, очевидно из-за невнимательности редактора или корректора, трижды назван Мозалевским (стр. 189, 201) и один раз Николаем Ивановичем (стр. 66)… Кстати, и в «Алфавите декабристов», составленном Б. Л. Модзалевским и А. А. Сиверсом («Восстание декабристов», том VIII, 1925, стр. 352), персоналия Н. О. Мозгалевского содержит две фактические ошибки.
— Воистину малоизвестный декабрист…
— Малоизвестные декабристы своей обыкновенностью как бы подчеркивают неисключительность, закономерность первого организованного революционного выступления в России. Любой рядовой декабрист нам должен быть интересен еще и потому, что на его облике и судьбе так же отразилось время, как на каждом из самых ярких и знаменитых. Официальная история не может охватить своим вниманием всех ушедших людей, но так бывает, что совсем будто бы малозаметная личность прошлого, высвеченная дотошным исследователем фактов или творческим воображением художника, становится неотъемлемой частицей жизни, помогая ее гуманистическому развитию.
Не менее важны связи каждого из декабристов; знание их расширяет наши представления о той эпохе, делает историческую картину более глубокой и достоверной, знакомит с людьми, которые оживают в памяти потомков только через эти связи; каждый из живших или живущих — прежде всего человек, неповторимая индивидуальность, и мир без него был бы неполон… Что же касается конкретно личности и судьбы Николая Мозгалевского, то архивы постепенно открыли мне то, чего я никак не ожидал, — оценка этого декабриста в трудах историков оказалась недостаточно полной и достаточно неверной…
8
Читаю-перечитываю следственные дела декабристов-«славян» и всякий раз нахожу что-то новое о тех далеких, полузабытых людях и обстоятельствах. Формулярные списки, автобиографии, вопросы, ответы, уточнения, очные ставки, письма императору, заявление в Следственную комиссию, уже знакомые фамилии, факты, заключения обвинителей, описи бумаг; лица, освещенные с разных сторон, уже узнаешь по строчкам из их показаний, ликуешь и огорчаешься, стараешься понять и, значит, простить; интерес к мельчайшим подробностям не снижается, но возрастает, хотя финал этой мучительной драмы давно и хорошо тебе известен…