Память крови
Шрифт:
Оповещенные гонцами бояре собрались, успев нарядиться. В большой горнице, где проходили княжьи советы, они перешептывались по поводу столь спешного сбора, уже ходили слухи, что половцы прибыли с дурными вестями, но каковы грядущие беды никто толком не знал…
Когда собрались бояре, с почетом ввели в горницу хана Куштума и ближних его людей, внесли подарки, привезенные гостями для князя Юрия, скоро вошел и сам князь Рязанский, Юрий Ингваревич.
На груди Юрия Ингваревича лежала лучшая его барма, сработанная в прошлом лете рязанским мастером Владием Краснятой. Слава о Красняте шла далекая. Великокняжескую барму сделал Краснята из золота и жемчуга, драгоценных камней. Изображения святых Бориса и Глеба поместил, Ирины и Варвары тоже. По бокам княжеских ликов сделал Владий крины [6] — символы жизни. Объяснил тогда князю Краснята: тут, мол, на барме, крины означают, что, приняв смерть свою в страшных мучениях, князья Борис и Глеб, причисленные к лику святых, заслужили самой гибелью бессмертие в душах людей, в памяти человеческой, образ их будет пребывать в этом мире всегда живым и юным. Слова мастера пришлись по сердцу князю Юрию, одарил он его по-доброму и еще больше приблизил к столу.
6
Крины — лилии.
Едва появился князь Юрий, как по знаку Куштума выбежали вперед половцы и стали класть у ног хозяина богатые дары. Улыбнулся князь Юрий, обошел гору подарков, выросшую у его ног, приблизился к хану и протянул руку.
— Добро и мир тебе в нашем доме, хан Куштум, — сказал Юрий Ингваревич.
Хан принял княжью руку, пожал ее, затем руки свои сложил на груди и поклонился.
— Мир и тебе, князь Юрий, да не оставят боги тебя своей милостью. Прими жалкие дары в знак дружбы и покоя между нашими племенами.
После приветствий началось потчеванье гостей, пиршество князь Юрий затеял в честь хана отменное. Гости и бояре бражничали за столами, а хозяин с Куштумом покинули всех и уединились в укромные покои, куда вскорости вызвал Юрий Ингваревич старца Верилу и отправил за сотником Иваном.
Когда старик с внучатным братичем [7] прибыли на княжий двор, им велено было подождать второго зова. Чтоб скоротать время, Верила зазвал Ивана к себе в камору. Здесь старик жил, здесь записывал он в книги все, что свершалось на его глазах и приходило к нему от иных очевидцев.
7
Братич — племянник.
В каморе хранились многие ученые и святые книги, на которые зарился рязанский владыка [8] . Он хотел держать их в Успенском храме, но князь Юрий согласился с Верилой: старик утверждал, что книги нужны ему для летописного дела.
Сейчас Верила устроил родича поудобнее, сам сел за стол, заваленный книгами в тяжелых переплетах, с медными и серебряными застежками. Из узкого оконца на закатной стороне проникал в камору луч уходящего на покой солнца и падал на седую голову старика.
8
Глава рязанской церкви.
— Нехорошо на душе у меня, — признался сотник. — Чует сердце большую утрату.
— Сердце — добрый вещун, редко обманывает, — отозвался старик. — Да оно и понятно сейчас. Сам ведь привез злую вестину.
— Боязно мне за Русь, — сказал Иван. — Половцы сказывали, что потребны многие дни, чтоб только объехать войско Бату-хана.
— Что ж, будем биться, — задумчиво произнес Верила. — Ходили к нам хазары, ходили печенеги, бывали и половцы. И всегда стояла Русь. Другое меня тревожит: нет сейчас единства между князьями. Князь Владимирский, Юрий Всеволодович, горд и спесив, метит в великие князья всех русских земель. Он только порадуется разорению Рязани. Князь Мстислав Черниговский — человек добрый, рачитель земли своей и родичем доводится князьям Рязанским, только недомыслив, осторожен. Дойдет до него весть о Бату-хане, станет молить богов, чтоб отвели от него удар, направили орду на Рязань, Владимир, Киев-град, куда угодно, только бы подальше от его земель. Вот что страшно! Русь крепка единством, а сейчас о нем говорить не приходится. Не понимают князья, что перебить их поодиночке куда легче.
— Странно все это, — вздохнул Иван. — Я про хана половецкого подумал. Поклоняется иным богам, а примчался к нам, чтоб сговориться вместе воевать против Бату-хана. Чужих богов и другой веры человек… Странно.
— Бог един по всей земле, — произнес Верила. — Только каждый народ дает ему свое имя и поклоняется в нем тому, что заповедано было отцами. Но приходит время, когда и боги стареют… Тогда богов меняют, как сделал это Владимир Красное Солнышко с Перуном, Волосом, Стрибогом и Ярилой. Великий князь понимал, что по новым временам старые идолы не годятся, выросла Русь из колыбели, не по мерке ей была уже прежняя вера. Но только князь Владимир не слепо принимал других богов…
Дверь каморы отворилась. Вошел старший княжьей охраны:
— Князь ждет тебя, Иван.
— Кто мы такие? — задумчиво произнес князь Юрий. — Мы можем гордиться своими победами в противоборстве с недругами и диким зверем, но мы никогда не должны забывать о поражениях…
— На Калке русские и половцы сражались вместе, — сказал хан Куштум. — Тогда богам нашим было угодно, чтобы мы объединились и повернули оружие против общего врага — хана Чингиса, деда нынешнего властителя орды.
— Великий князь Игорь Рюрикович, — задумчиво произнес Юрий Ингваревич, — как говорят старые летописи, поплатился жизнью, когда повадился в древлянскую землю ходить за данью. Если б на Калке мы в корень разбили Чингиса, не дождались бы внука снова у своих границ. Что ж, попробуем сломать хребет Бату-хану. Я уже разослал гонцов к братьям. День-два пройдет, прежде чем князья соберутся в Рязани. Прошу тебя, хан, погостить до их сбора, сам расскажешь о напасти. Думаю послать посольство к сроднику моему, отцу молодой княгини Евпраксии, сына моего Федора верной женки, к князю Мстиславу Глебовичу Черниговскому. Пойдут в его землю младший брат мой князь Ингварь Ингваревич да воевода Евпатий Коловрат. Тому Евпатию князь Мстислав жизнью обязан, верю в помощь князя Черниговского. А к Юрию Всеволодовичу, князю Владимирскому, пошлю Олега Красного, князя Переяславского. Сей славный муж и брат мой известен ратными делами на Руси, не должен князь Владимирский отказать ему.
— Ты веришь своему соседу? — спросил Куштум.
Юрий Ингваревич не ответил, опустил голову, затем, не глядя на хана, налил в кубок медовухи, не отрываясь, выпил.
— Надо верить, хан, — ответил он. — Как жить без веры в близких?
— Я приведу своих воинов к тебе, князь Юрий.
— У меня есть другая мысль, хан.
— Слушаю, князь.
— Сейчас пришлют сотника из дружины Коловрата, того воина, что привел тебя на землю Рязанскую. Его я пошлю к Евпатию, чтоб передал Коловрату: прибыть сюда немедля. Самого сотника оставлю у края Дикого Поля. Ты же собирай войско и держи его наготове. Сотник Иван с дружиною будет нитью, которая сведет тебя со мной. Когда мы изготовимся ударить на Бату-хана, я сообщу тебе время, и тогда твои воины набросятся на орду с тыльной стороны. И если судьба — одолеем татаровье.
— И снова прольется кровь… Зачем? — задумчиво сказал хан Куштум. — Земля велика, ее хватит для всех народов. Твои люди, князь Юрий, хлебопашцы, им по душе жить на одном месте. Половцы должны двигаться по степи и каждую ночь менять стоянку. Вы не мешаете нам, а мы — вам, так оно и должно быть в этом мире под звездами… Кому нужна жестокость, слезы и боль?
Глава пятая
СКАЗАНИЕ О БЛАЗНИЦЕ