Память льда
Шрифт:
— Значит, ее сны…
— Да, сын Рараку. Это бред. Лихорадочный бред. Ее сны превратились в кошмары.
— Я должен придумать способ изгнать из тела богини всю заразу. Одного жара тут недостаточно. И потом, жар, который должен был бы очищать, только губит ее.
— Ну так думай, работничек. Ищи выход.
— Мне может понадобиться твоя помощь.
Старуха протянула морщинистую ссохшуюся руку, повернув ее ладонью вверх.
Чародей достал камешек-голыш и опустил ей на ладонь.
— Когда придет время, Адаэфон Делат, позови меня.
— Непременно позову. Спасибо тебе, ведьма.
Быстрый Бен вытащил кожаный мешочек, плотно набитый золотыми монетами, и положил возле ног старухи. Ведьма издала
— Только дверь закрой получше. Я люблю, когда внутри холодно.
Когда Быстрый Бен шел обратно, его мысли бессвязно кружились, сменяя одна другую и бесследно исчезая. Впрочем, одна мысль, поначалу вызванная всего лишь праздным любопытством, не более того, все-таки задержалась в его голове, разрослась и окрепла.
«Ведьма любит холод, — думал чародей. — Надо же, как странно. Обычно старики предпочитают, когда в их жилище тепло и даже жарко. А тут — холод…»
Быстрый Бен стоял, привалившись к щербатой стене у входа в казарму. Вид у мага был не то рассерженный, не то удрученный. Четверо солдат, несших караул, на всякий случай отошли подальше и украдкой косились на него.
Капитан Паран заметил Быстрого Бена еще издали. Странная поза мага насторожила его. Паран спешился. Заметив конюшего, который как нельзя кстати вышел из дверей казармы, капитан отдал ему поводья, а сам поспешил к чародею.
— Что с тобой, Бен? Честно говоря, меня пугает твой вид.
Уроженец Семиградья лишь нахмурился еще сильнее:
— Не спрашивай. Такое лучше не знать, уж поверь мне на слово, капитан.
— Если это касается сжигателей мостов, я просто обязан быть в курсе.
— При чем тут сжигатели мостов? — невесело рассмеялся Быстрый Бен. — Все намного серьезнее и опаснее. Тебе знакомо состояние, когда непременно нужно найти выход, а ты даже толком не понимаешь, где и как его искать? Вот и я сейчас тычусь, словно слепой котенок. Как только придумаю что-нибудь путное, непременно все тебе расскажу. Полагаю, сейчас не время донимать меня расспросами, лучше поищи себе другую лошадь. Дуджек Однорукий и Скворец находятся в лагере Каладана Бруда и ждут нас. Отправляемся немедленно.
— Мне что, весь полк туда вести?
— Нет, конечно. Все там без надобности. Нужны только мы с тобой, Молоток и Штырь. Там что-то произошло… Нет, никто не погиб, но наше присутствие там необходимо. Это все, что мне известно. — (Паран нахмурился.) — Молоток со Штырем уже знают. Я послал за ними.
— Тогда пойду за лошадью.
Капитан повернулся и направился в сторону конюшни, стараясь не обращать внимания на обжигающую боль в животе. Он думал о том, что армия слишком уж задержалась в Крепи и горожанам это не по нраву. Поскольку Дуджека объявили вне закона, на помощь государства рассчитывать не приходилось, а без регулярного снабжения малазанцы продолжали исполнять неприглядную роль оккупантов.
Что касается завоеваний новых территорий, то в этом отношении Малазанская империя представляла собой хорошо отлаженный механизм, который не давал сбоев, ибо строился на простых, последовательных и действенных принципах. Захватив очередной город, имперская армия не задерживалась там дольше, чем того требовал переходный период, пока усмиряли последних недовольных и передавали бразды правления новым местным властям — послушным и скроенным на малазанский манер. Армию никогда не готовили к тому, чтобы брать на себя тяготы гражданского правления; для этого существовали местные и присланные империей чиновники. «Держите все нити в своих руках, и население будет вынуждено плясать под вашу дудку» — так говорил покойный император. Он свято верил в это правило. Что ж, Келланвед не ошибся; жизнь многократно подтвердила справедливость его слов. Даже Ласин, готовая заменить едва ли не
«Но ведь в Крепи нет ни одного когтя, — думал Паран. — Нет ни одного малазанского чиновника. Да здесь весь рынок — черный, и мы не властны над ним. Это вообще чудо, что город еще как-то продолжает жить. А мы ведем себя так, будто не сегодня завтра в Крепь прибудет имперская поддержка. Хотя, разумеется, ничего такого мы не дождемся. Ох, если бы я хоть что-нибудь понимал в этой неразберихе!»
Не будь у них даруджистанского золота, армия Однорукого сейчас явно голодала бы. А там недалеко и до дезертирства. Кто-то попытался бы вернуться под крылышко Малазанской империи, скрыв, что служил у Дуджека, другие подались бы в наемники или в стражники торговых караванов. И боеспособная армия развалилась бы на глазах. Парану вспомнились слова, которые он в детстве слышал от наставника: «Ничто так не поддерживает преданность, как сытый желудок, и ничто так не способствует предательству, как урчание голодного живота».
На конюшне удивились, что усталый капитан вновь куда-то собрался, однако свежую лошадь нашли. Паран сел в седло и выехал за пределы казармы. Послеполуденный зной начал ослабевать. На улицах стали появляться местные жители. Правда, немногие отваживались проходить вблизи малазанских казарм. Стоило хоть немного замедлить шаг или задержаться глазами на этих строениях, и караульные были готовы вскинуть свои тяжелые боевые арбалеты, пружины которых они постоянно держали на взводе.
Малазанцы опасались не только людей. Они хорошо помнили, как несколько месяцев назад внезапное появление Пса Тени унесло жизнь двух десятков их товарищей. В памяти Парана сохранились лишь обрывки того страшного события. Гончую тогда удалось прогнать объединенными усилиями: в ход пошли магия Рваной Снасти и его собственный меч. Однако для солдат, несших в ту ночь караул, скука ночной вахты превратилась в кромешный ад. Теперь малазанцы начеку и уже не проявят подобной беспечности. Правда, Псы Тени в любом случае неуязвимы для простых мечей и арбалетных стрел, но солдат утешала мысль, что в таком случае они хотя бы погибнут в бою, а не как овцы на бойне.
Быстрый Бен, Молоток и Штырь — все трое верхом — поджидали капитана в тени, напротив ворот. Штыря Паран разглядывал с интересом, поскольку прежде видел его лишь мельком и толком еще не знал. Этот лысый коротышка, если верить тому, что о нем говорили, был мастером на все руки: и магом, и сапером одновременно. Штырь постоянно ходил с кисло-мрачным выражением лица, что не больно-то располагало к дружеским беседам, а исходившее от его одежды зловоние просто отпугивало. Штырь носил длинную, до колен, черно-серую власяницу, якобы сплетенную из волос его покойной матери. Паран искоса взглянул на странный наряд.
«Боги милосердные, похоже, его мать умерла от старости и сыночек срезал волосы с ее головы!» От этой мысли боль в животе вспыхнула снова.
— Значит, так, Штырь. Ты поедешь впереди.
— Слушаюсь, капитан. Ох, боюсь, что на площади на Северном рынке такое столпотворение, что нам будет и не протолкнуться.
— А что, нельзя объехать этот улей? Разве вокруг него мало закоулков?
— Сами знаете, капитан: в тамошних закоулках небезопасно.
— Ну так задействуй силу своего магического Пути — чтобы у всех волосы встали дыбом. Мне говорили, ты умеешь проделывать такие штуки.