Память льда
Шрифт:
Но он не желал есть человечину. Лучше питаться собой самим, пожирать мышцу за мышцей, слой за слоем, переварить то, чем я являюсь. Это последнее мое задание, и оно уже исполняется. Тем не менее он начинал осознавать глубинную истину: его решимость начала трескаться. Нет, прочь эту мысль.
Он не имел представления, что нашел в нем Анастер. Тук изображал немого, он отвергал дарованную плоть, он предлагал миру лишь свое присутствие, остроту единственного глаза — видел то, что можно увидеть — и все же Первенец как-то выделил его из массы, выдвинул и наградил званием лейтенанта.
Но я никем не командую. Тактика, стратегия, бесконечные трудности управления армией,
Все же подозрения кружились глубоко во тьме под его онемевшей поверхностью. Он думал — а вдруг Анастер как-то узнал, кто он такой? Хочет ли он привести его прямо в лапы Провидца? Это возможно — в таком мире все стало возможно. Всё и вся. Сама реальность отказалась от своих законов — жизнь, зачинаемая мертвецами, дикая любовь в очах женщин, оседлывающих умирающих пленников, коптящая надежда, что они смогут понести от последнего семени, когда оно вытечет из тела — словно само умирающее тело ищет способ улизнуть от всеобщего забвения смерти, даже когда душа погружается во тьму. Любовь, не вожделение. Эти женщины отдали свои сердца моментам смерти. Пусть семя пустит корни…
Анастер был старшим из первого поколения. Бледный, узловатый юнец с желтоватыми глазами и вислыми черными волосами, ведущий большую армию, восседающий на жалкой кляче. Его лицо поражало нечеловеческой красотой, но за этой совершенной маской как будто не было души. Женщины и мужчины всех возрастов стремились к нему, просили дружеского прикосновения, но он отвергал всех. Только матери позволялось подойти близко; погладить его волосы, положить загорелую морщинистую руку на плечо.
Тук страшился ее больше, чем всех прочих, больше Анастера с его случайно распределяемой жестокостью, больше чем Провидца. Что-то демоническое светилось в ее глазах. Она первая оседлала умирающего, выкрикивая Ночной Зов, словно невеста в первую брачную ночь, а потом, когда мужчина умер под ней, завыла как вдова. Это все пересказывали. Множество свидетелей. Другие женщины Тенескоури шли за ней, как овцы. Может быть, это было для нее победой над беспомощными мужчинами; может быть, это бесстыдная кража их непроизвольно испущенного семени; может быть, просто переходящее с человека на человека безумие.
Во время марша от Бастиона армия набрела на деревню, которая отвергла Братание. Тук следил, как Анастер послал вперед мать и ее женщин, смотрел, как они хватают мужчин и юношей, наносят ножами смертельные удары, падают на теплые тела в позах, которые не смог бы повторить и дикий зверь. Возникшая у него мысль глубоко отпечаталась в уме: когда-то эти женщины были людьми. Они жили в городах и деревнях, не отличимых от вот этой. Они танцевали, они плакали, они были благочестивыми и уважаемыми, они славили древних богов. Они жили нормальной жизнью.
В Провидце и том боге, что говорил с ним, был яд. Яд, казавшийся порожденным семейными воспоминаниями. Воспоминаниями, достаточно могучими, чтобы сокрушить самые древние узы. Может быть, преданный ребенок. Ребенок, приведенный за руку… в ужас и боль. Так это чувствуется — все это я вижу в себе. Мать Анастера, злонамеренно искаженная, рожденная для кошмарной роли. Мать больше не мать, жена — не жена, женщина — не женщина.
Крики возвестили появление группы всадников, съезжающих с пандуса внешней стены Перспективы. Тук повернул голову, изучая посетителей, приближавшихся в наступившей темноте. Вооружены. Командир урдоменов в сопровождении пары сирдоминов, за ними трое урдоменов в ряд и семь позади.
За
Жест Анастера призвал лейтенантов к лысому холму, на котором он расположил свой штаб. Тук шел с ними.
Белки Первенца были цвета меда, зрачки — аспидно-черные провалы. Факелы осветили его бледное как алебастр лицо, сделав губы странно красными. Он снова сидел на истощенной старой кобыле, сгорбившись и осматривая офицеров. — Новости, — проскрежетал он.
Тук никогда не слышал, чтобы он говорил в полный голос. Может быть, парень и не мог — врожденный дефект горла или языка. Может, он не хотел говорить громко.
— Провидец и я беседовали умами, и теперь я знаю даже больше, чем придворные в святых стенах Перспективы. Септарх Альтента из Коралла призван к Провидцу, что породило разные домыслы.
— Каковы вести с северной границы, Славный Первенец? — спросил один из лейтенантов.
— Приготовления почти завершены. Боюсь, дети мои, мы опоздаем к осаде.
Со всех сторон послышались вздохи.
'Боюсь, ваш голод не кончится'. Таково было истинное значение слов Анастера.
— Говорят, Каймерлор, большое селение к востоку отсюда, отвергло Братание, — сказал другой офицер.
— Нет, прошипел Анастер. — После Капустана нас ждут Баргасты. По слухам, их сотни тысяч. Они расколоты. Их вера слаба. Там мы найдем все, что нам нужно, дети мои.
У нас не выйдет. Тук был в этом уверен, как и остальные. Последовало молчание.
Первенец смотрел на приближающихся солдат. — Провидец, — сказал он, — приготовил для нас дар. Он знает наши нужды. Кажется, — продолжал он беззаботно, — у горожан Коралла остались… желания. Это истина за всеми притворствами. Нам нужно лишь пересечь тихие воды Ортналского залива, чтобы наполнить желудки. Приближающийся командир урдоменов несет весть, которая нас всех накормит.
— Ну, — сказал лейтенант, — нас ждет пир.
Анастер засмеялся.
Пир. Возьми меня Худ. Прошу… Тук чувствовал, как в нем вздымается желание, ощутимое требование. Оно могло сломить его, расшатать оборону. Пир — боги, как я голоден!
— Я не закончил с новостями, — сказал Первенец через миг. — Урдомен имел второй приказ. — Тусклый взор юнца отыскал Тука. — Провидец жаждет встречи с Несогласным. У него один глаз — глаз, который ночь за ночью изменился за время пути от Бастиона… хотя думаю, сего владелец об этом не знает. Несогласный станет гостем Провидца. Несогласный, с его волчьим глазом, сверкающим во тьме. Ему не будет нужды в этих каменных орудиях — я лично позабочусь об их сохранности.
У Тука быстро отобрали каменные стрелы и кинжал, передали их Анастеру.
Подъехали солдаты. Тук пошел к ним, упал на колени перед конем командира.
— Он избран, — сказал Анастер. — Берите его.
Благодарность Тука была непритворной. Волна облегчения прошла по его истонченным венам. Он не увидит стены Коралла, не увидит десятки тысяч порванных на куски горожан, не увидит насилия, не найдет себя в этой толпе, рвущим мясо — законную награду…
Рабочие копошились на новорожденных укреплениях. Пыль и грязь пятнали фигуры, демонически искаженные в свете костров и жаровен. Горбясь за крупом урдоменского коня, Тук с вялым безразличием смотрел на их яростные старания. Камни, бревна и земля не преграды для магии Леди Зависти, какую он видел в Бастионе. Как в старых сказках, ее сила текла могучими волнами, отнимая жизнь у всех, кого захлестнула, опустошая строй за строем, улицу за улицей, оставляя груды сотен тел. Она же, вспомнил он с какой-то яростной гордостью, дочь Драконуса, Старшего Бога.