Память льда
Шрифт:
— Эти перемены вас порадовали, Хетан?
Она улыбнулась. — А что, тебя это тоже порадует?
— Мы сможем отойти от края пропасти? Есть такая возможность?
Женщина засмеялась, медленно встала. Она моргала и расправляла руки и ноги. — Меня брали духи, и теперь кости болят. Мои мышцы зовут кого-нибудь нежного.
— Есть расслабляющие упражнения…
— Я таких не знаю, волк. Ты не покажешь их наедине?
— Какие новости, Хетан?
Она оскалилась, уперла руки в бока. — Ради Бездны, — простонала она, — почему ты такой неловкий?
— Возможно, вы правы, — ответил он, отворачиваясь.
— Стой, ты! — крикнула Хетан. — Ты бежишь как кролик? А сам зовешь себя волком? Я сменю твое имя.
— Как пожелаете, — бросил он через плечо и удалился.
За спиной зазвенел смех: — Ах, вот достойная игра! Иди же, милый кролик! Верткая добыча, ха-ха!
Итковиан вернулся в казармы, медленно поднялся по идущей вдоль стены лестнице, пока не добрался до башни. С каждой ступенькой его доспехи звенели и лязгали. Он старался прогнать из воображения образ Хетан, ее яркие, веселые глаза, ее смеющееся лицо, струйки пота, прочертившие пепел на лбу, ее походку, ее выгнутые бедра и выпяченную в явном вызове грудь. Он ощутил возвращение давно похороненных, жгучих желаний. Его обеты рушились, каждое обращение к Фенеру встречало лишь молчание, словно бог был равнодушен к принесенным во имя его клятвам.
Наверное, это была последняя, самая горькая истина. Богов не заботят аскетические крайности смертных. Им не важны правила поведения, двойные стандарты жизни жрецов и монахов. Возможно, они хохочут над цепями, которые мы сами на себя наложили — ненасытимое желание найти пороки в требованиях жизни. А может, они не смеются, а гневаются на нас. Может быть, наше отвержение жизненного пира и есть самое гнусное оскорбление тех, кому мы служим и поклоняемся.
Он подошел к оружейной комнате в конце спиральной лестницы, равнодушно кивнул стоявшим там двум солдатам, прошел на верхнюю платформу.
Дестриант уже стоял там. Карнадас изучал Итковиана, пока тот подходил ближе. — У вас, сир, озадаченное выражение лица.
— Да. Не стану отрицать. Я имел разговор с принцем Джеларканом, окончившийся его недовольством. Потом я говорил с Хетан. Дестриант, моя вера под осадой.
— Вы сомневаетесь в обетах.
— Да, сир. Признаю, что усомнился в их смысле.
— Вы верили, Надежный Щит, что правила поведения созданы, чтобы радовать Фенера?
Итковиан нахмурился, облокачиваясь на парапет и смотря на задымленный лагерь врага. — Ну, да…
— Тогда, сир, вы жили в заблуждении.
— Прошу объяснить.
— Хорошо. Вы нашли нужным сковать себя, нашли нужным наложить на душу ограничения, определенные этими обетами. Иными словами, Итковиан, ваши обеты рождены в диалоге с самим собой, не с Фенером. Это ваши цепи, как и ваши ключи, способные их отомкнуть, когда в них минует нужда.
— Минует нужда?
— Да. Когда все окружающее нас в жизни перестанет угрожать вашей вере.
— Так вы намекаете,
— Так точно, Надежный Щит.
— Дестриант, — сказал Итковиан, не отводя взора от укреплений паннионцев, — ваши слова приглашают к потопу плотских утех.
Верховный Жрец захохотал: — И я на это надеюсь, смотря на вашу стальную непреклонность и ее драматическое падение!
Рот Итковиана перекосило. — Вы говорите о чудесах, сир.
— Я надеюсь…
— Стойте. — Надежный Щит поднял закованную в латную перчатку руку. — Вижу движение в лагере беклитов.
Внезапно посерьезневший Карнадас присоединился к его дозору.
— И там, — кивнул Итковиан. — Урдомены. Скаланди на флангах. Сирдомины занимают места во главе отрядов.
— Они вначале штурмуют редуты, — предсказал Дестриант. — Хваленых гидрафов Совета Масок в их крепостях. Это даст нам время…
— Сир, найдите мне моих вестовых. Предупредите офицеров. И скажите слово принцу.
— Да, Надежный Щит. Вы останетесь здесь?
Итковиан кивнул. — Отличный пункт наблюдения. Идите, сир.
Отряды беклитов окружили расположенные за стенами крепости гидрафов. Концы копий блистали на солнце.
Оставшийся в одиночестве Итковиан изучал их приготовления. — Ну, вот наконец и началось.
Капустан стоял пустынным, почти безмолвным под ярким чистым небом. Грантл шел по улице Калманарк, направляясь к закругленной стене стоянки Ульден. Распихав ногами кучу мусора у входа, он спустился на несколько ступеней, постучал в прочную дверь, врезанную в основание стены.
Через миг она с треском открылась.
Грантл вошел в узкий коридор. Крутой пандус через дюжину шагов привел его в центральный двор. Бьюк закрыл массивную дверь, натужившись под весом засова и не сразу сумев опустить его обратно в пазы. Тощий седовласый мужчина посмотрел на Грантла. — Ты быстро. Ну?
— А что ты думал? — прогудел капитан охранников. — Началось движение. Паннионцы наступают. Гонцы носятся взад и вперед…
— На какую стену идут?
— Северную, со стороны Дома Лектар. Какая разница… А ты? Я забыл, уже спрашивал. Сегодня ночью ублюдок охотился на улицах?
— Нет. Я говорил тебе, что Стоянки предупреждены. Думаю, он все еще гадает, почему улицы вчера были пусты. Так злится, что даже Бочелен обратил внимание.
— Не очень хорошие новости. Он начнет расследовать, что случилось.
— Да. Я же говорил, что дело рискованное.
Да уж… Пытаться удержать сумасшедшего убийцу от нахождения жертв — и чтобы он ничего не заметил — и это когда штурм вот- вот начнется… Бездна тебя забери, Бьюк, во что ты меня втягиваешь? Грантл поглядел вверх, на пандус. — Ты сказал, предупреждены. И что делают твои новые друзья?
Старик пожал плечами. — Корбал Броч предпочитает для опытов здоровые органы. Это их дети под угрозой.
— Но под меньшей, чем могли бы быть.
— Они знают.