Память льда
Шрифт:
Калам покосился на огонь. — Не знаю, командор.
Вискиджек выпил горький настой, бросил кружку на землю и поскакал прочь.
День шел за днем, охота проводила их через пустынные овраги, ущелья, вершины холмов. Они находили еще трупы — высохшие костяки, которые Калам опознавал: Рениша, колдунья Меанаса; Келугер, седьмой Жрец Д'рек, Осенней Змеи; Наркал, воин — маг, клятвенник Фенера и претендент на звание Смертного Меча бога; Аллан, Солтейкен, жрица Солиэли.
Лишения брали свою дань с охотников. Павшие лошади были выпотрошены и съедены. Выжившие стали худыми и слабыми.
Сет'алалд Кроол, полукровка — Джаг, однажды яростной контратакой заставивший отступить на дюжину шагов самого Дассема Альтора (его меч благословил некий неведомый Властитель); Этра, повелительница садка Рашан; Бирит'эран, маг садка Сере, способный вызывать ураганы при ясном небе; Геллид, ведьма Теннеса…
Теперь перед ними был лишь один оставшийся в живых. Его присутствие выдавали только легкие отпечатки на песке.
Охотников захватило молчание. Молчание Рараку. Закаленное, отточенное, проверенное солнцем. Всадники стали походить на своих лошадей — непокорных, неутомимых и одичавших.
Вискиджек не сразу понял, что написано на лице у Калама, когда тот оглядывался суженными глазами на солдат: недоверие, восторг, в немалой доле и страх. Но и сам Калам изменился. Он недалеко удалился от земли, которую считал родной, но их словно бы разделил весь мир.
Рараку взяла нас всех.
Вверх по узкому скалистому каньону, через расселину в изрытом и грязном известняке, в некий природой выточенный амфитеатр. Там, сев скрестив ноги на громадный валун, их ожидал последний маг.
Он был истощен, одет в лохмотья, темное лицо покрылось морщинами и ожогами, глаза сверкали строго и твердо, как обсидиан.
Калам с великим трудом въехал в амфитеатр. Медленно повернул лошадь, поглядел на Вискиджека: — Адэфон Делат, маг Меанаса, — проскрипел он. Улыбка потрескавшихся губ вышла похожей на злобную гримасу. — В нем ничего особенного, командор. Сомневаюсь, что он сможет защищаться.
Вискиджек не ответил. Обогнув ассасина, он подъехал к колдуну.
— Один вопрос, — сказал тот. Его сиплый голос едва доносился до стоявших в другом конце амфитеатра солдат.
— Что?
— Кто вы такие, во имя Худа?
Вискиджек поднял бровь. — Какая разница?
— Мы пересекли всю Рараку, — сказал колдун. — По ту сторону этих утесов караванный путь в Г'данисбан. Вы гнали меня через Священную Пустыню… боги, ни один человек не стоит этого. Даже я!
— Кроме тебя, было одиннадцать других магов.
Адэфон Делат пожал плечами: — Я был самый молодой — и самый здоровый. Но теперь наконец-то и мое тело сдалось. Дальше идти не могу. — Его темные глаза посмотрели за спину Вискиджека. — Сир, ваши солдаты…
— Что с ними?
— Они и больше… и меньше. Они не такие, какими были. Рараку, сир, сожгло мосты в их прошлое, все до одного. Все ушло. — Он удивленно посмотрел на командора. — И они ваши. Сердцем и душой. Они ваши.
— Больше, чем ты воображаешь, — ответил Вискиджек. Он возвысил голос: — Еж, Скрипач, вы на месте?
— Да! — ответили оба хором.
Вискиджек увидел, как внезапно напряглось лицо мага. И повернулся в седле. Калам сидел на своем коне шагах в десяти сзади командора; спина неестественно выпрямлена, по лицу течет пот. Сразу позади него находились Скрипач и Еж, их самострелы направлены проводнику в спину. Вискиджек усмехнулся и снова поглядел на Адэфона Делата.
— Вы двое играли превосходно. Скрипач вынюхал ваши тайные сообщения — потертости на камнях, позы трупов, их согнутые пальцы, служившие цифрами — один, два, три. Мы могли бы покончить с этим сразу, но мне стало… любопытно. Одиннадцать магов. Едва первая открыла тебе свои тайные знания — знания, которые уже не смогла бы использовать — как дело стало вопросом твоей выгоды. Какие шансы были у остальных? Умереть от моей руки или от сил Рараку. Или же… некий вид спасения. Но так ли было? Их души вселились в твою, Адэфон Делат? Кричат ли они, стараясь покинуть новую тюрьму? Но я все же восхищаюсь. Эта игра — твоя и Калама — ради чего она?
С лица мага постепенно сходила иллюзия изнуренности. Он оказался упитанным молодым человеком. Делат выдавил слабую улыбку: — Их крики уже ослабли. Лучше жить призраком, чем входить во врата Худа, командор. Мы достигли… баланса, осмелюсь сказать.
— А ты наделил себя ранее недоступными силами.
— Удивительными, дармовыми. Но я не хочу ими пользоваться. Зачем мы играли с вами, Вискиджек? Сначала — ради выживания. Честно говоря, мы думали, что вы сдадитесь. Мы думали, Рараку одержит над вами верх. Так и вышло, в некотором смысле. То, чем стали вы и ваши солдаты… — Он покачал головой.
— То, чем мы стали, — сказал Вискиджек, — разделил и ты. Ты и Калам.
Колдун снова покачал головой. — Отсюда и эта судьбоносная встреча. Сир, Калам и я теперь готовы идти за вами. Если вы нас примете.
Вискиджек что-то буркнул. — Император заберет вас у меня.
— Только если вы ему расскажете, командор.
— А Калам? — Вискиджек оглянулся на ассасина.
— Коготь будет… огорчен, — пробурчал тот. И улыбнулся. — Как плохо для Угрюмой.
Вискиджек скривился и посмотрел на свой отряд. Их лица, казалось, высечены из камня. Рота из остатков уничтоженных частей теперь обрела свою сердцевину — твердую и сверкающую. — Боги, — прошептал он, — что мы здесь делаем?
Первой кровавой победой Сжигателей Мостов стало отбитие Г'данисбана. Маг, ассасин и семьдесят солдат, проникших в крепость, которую удерживали четыре сотни повстанцев, и сокрушивших их за одну ночь.
Лампа выгорела, почти погаснув. Но шатер уже освещал нежный утренний свет. Звуки просыпающегося лагеря разрушили тишину, воцарившуюся после рассказа Вискиджека.
Аномандер Рейк вздохнул. — Перемещение душ.
— Да.
— Я слышал о перемещении душ — помещении их в подготовленный для этого сосуд. Но перевести одиннадцать душ — одиннадцать магов — в уже занятое тело… — Он недоверчиво покачал головой. — Воистину поражен. Теперь я понимаю, как Быстрый Бен смог противостоять моим исследованиям. Но сейчас, этой ночью, вы раскрыли его секрет. Я не спрашиваю…