Память плоти
Шрифт:
– Да, хотел поподробней услышать об этой семье, о семье Петра Сергеевича. Чем жили, как умерли… Что случилось с Ильей.
– Вы на него не похожи.
– Это я уже понял.
– Что вы поняли?
– Что я не похож на Илью Гуреева, жившего когда-то на вашей улице. Вы его хорошо знали?
– Да как вам сказать…
– Росли, наверное, вместе. Вы ведь тут живете с рождения, я угадал?
– А как вам лучше? Могу сказать, что никакого Ильи не помню и знать никогда не знала. Полагаю, так вам будет удобнее, – теперь в голосе появился сарказм, явно ей чуждый, неумелый, и некая снисходительность. – Я угадала?.. Вот что, гость дорогой, мы с вами ведем тут разговоры, которые не следует вести на пороге. На пороге не следует вести никаких разговоров, все слова на ветер. Заходите в дом, там и потолкуем. Вижу, желание у вас есть, а решимости маловато. Идемте, – Марина распахнула дверь настежь, придерживая ее рукой, – чего уж там. Вы, должно быть, издалека прибыли, устали с дороги. Идемте, согреетесь в тепле, помянем ваших родственников. Я не одна живу, с мужем, так что приставать к вам не стану, не бойтесь.
***
Илья расположился в кресле, застеленном покрывалом в синих по голубому ромбах, а Марина устроилась на стуле, в двух метрах поодаль, прямо напротив него через журнальный столик. Стены комнаты были обиты коврами в аляповатых узорах восточных мотивов, пол выстлан паласом в желто-синюю шахматную клетку. Вдоль стены покоился внушительных размеров диван под покрывалом-близнецом кресельного, выбеленный потолок украшала желтого металла люстра в пять матовых плафонов, стилизованных колокольчиков, три из которых разом вспыхнули лимонным цветом. В небольшой комнате было одно оконце, и пришлось воспользоваться электричеством, чтобы не создавать вокруг нечаянной встречи ауру интимности. Впрочем, лик Спасителя, глядящий на них сверху, из красного угла, был исполнен столь колоритно и строго, что, казалось, исключал всякое бесцеремонное уединение в этих стенах.
– Знаете, я должна вам сказать, что если бы… если бы не некоторые обстоятельства, я не стала бы с вами говорить. Вы можете мне сказать правду, кто вы и зачем вы здесь? Если не можете, просто промолчите. У меня сохранились кое-какие фотографии Ильи, правда старые, но дело даже не в них, все гораздо проще. Покажите ваши руки.
– Лучше я покажу вам свой паспорт, Марина. Мне неприятно, что вы меня в чем-то подозреваете, – свободным, не без изящества движением гость достал документ из кармана, раскрыл его на титульной странице и выложил на журнальный столик, – это не располагает к откровенности. Вот, взгляните. Этот Илья похож на меня?
Ладонь Марины неспешно прошлась по волосам, будто ощупью хотела удостовериться, на месте ли они, не пропали куда. Похоже, она тянула время, пытаясь собраться с мыслями. Был то сумбур нахлынувших воспоминаний, связанных с преобразившимся Ильей Гуреевым, которого она когда-то, судя по всему, неплохо знала, или просто стеснялась своего излишне домашнего, в буквальном смысле слова халатного вида, в котором принимала свалившегося как снег на голову странного гостя, мужчину весьма импозантного и ухоженного. Халатик, в который сейчас Марина куталась, имел солидный стаж носки и цвета в нем, некогда по-узбекски броские, теперь смешались в рабочую палитру пейзажиста, корпевшего над сумрачным лесом.
Гость же, напротив, красовался перед ней распахнутой на широких плечах светло-коричневой кожи курткой, под которой сверкала белизной стильного покроя рубашка, расстегнутая на верхнюю пуговицу. Движения его и осанка источали уверенность, а взгляд был мягким, но цепким. В густых усах и окладистой, барской бороде, пальца в два толщиной, за вежливым деловым тоном было легко прятать ухмылку.
– Тут у вас волосы длиннее, – сказала Марина, взяв паспорт гостя и разглядывая его, – и намного. Никогда не понимала, к чему такие мужчине.
– Вы правы, – согласился Илья, – такие длинные волосы мужчине совершенно ни к чему. Я это тоже понял и исправился.
– Пижонили.
– Пижонил? Нет, просто рядом не было подходящей парикмахерской. Но ведь это все равно я, не правда ли?
– Возможно. Вы или кто-то хорошо похожий на вас. Но это никак не Илья Гуреев. Илья Петрович Гуреев, родившийся с вами в один день, да еще и в одном городе. Вас перепутали в роддоме.
– Нет, – теперь визитер и не думал прятать усмешку, словно догадался, что его раскусили, – вы мне определенно не доверяете, Марина!
– Алексеевна.
– Алексеевна, пусть так, хоть вы и прекрасно выглядите.
– Благодарю вас, Илья Петрович, – имя было произнесено так, как некогда произносили имя Леонид Ильич, – пусть так, хоть вы и врете. Я прекрасно выгляжу, но от этого не теряю отчества. И мое великолепие только выигрывает, когда…
– Конечно, конечно! Я погорячился. Думаете, я аферист, да? Купил себе чужой паспорт, чтобы скрыть под ним свое настоящее имя, известное Интерполу. Купил, вклеил в него свою фотографию, и теперь готовлю новое преступление под чужим именем. Но со своим лицом. Это не логично! Согласитесь, совсем не трудно найти человека по его фотографии в паспорте, данные которого, кстати говоря – как моего, так и вашего, между прочим – хранятся в компьютерах органов. Вместе вот с этим лицом, – ладонь Ильи прошлась кругообразно со лба к бороде, объясняя Марине, что именно имеется в виду. – Это смешно! У меня семья, дети, они носят мою фамилию. Мой паспорт датирован 91-ым годом, а сейчас какой идет, помните?
– Не знаю, – Марина пожала плечами, встала со стула и обошла его со стороны спинки, в которую уперлась руками. Эта позиция показалась ей оптимальной в развитие разговора, когда ее любезный и воспитанный собеседник снизошел до эмоций. – Забыла! Мы тут, Илья Петрович, все как-то в делах да в делах – наших, бабских – закрутились совсем, ну я и… это… того, запамятовала. Вы уж, будьте любезны, напомните, как там у нас с календарем, а то, прям, неловко как-то. Перед вами…
– Хорошо… Вы что же, Марина Алексеевна, боитесь меня, да? Думаете, приехал выяснить, не остался ли тут кто из людей, знавших Илью Гуреева, настоящего Илью Гуреева, да?
– Господь с вами, Илья Петрович, что это вы такое выдумали? И зачем это вам?
– Что – это?
– Да вот это, выяснять-то все! Вы ко мне так зашли, по пути из прачечной.
– Почему из прачечной?
– А почему не из прачечной? Вон на вас какое белье чистое, я сразу заметила. Ну, думаю, этот мужчина не иначе как «Тайдом» пользуется, такой весь сверкающий, что тебе… ладно, замяли. Должно быть, жена у вас хорошая, заботливая. Я угадала?
– В котором случае? Вы долго собираетесь со мной играться?
– Зачем собираюсь, когда уже играю? Что, не нравится? Это ведь ваша игра, вы мне ее предложили. Туда-сюда называется, пики козыри…
– Да… Нет, ваша игра мне нравится, вы в ней просто очаровательны.
– Повторяетесь, сударь, этот ход вы уже делали.
– Правда, нравится, чтобы не сказать большего… Не ожидал, право, не ожидал, увидеть здесь, в глуши российской, такое чудное явление.
Марина широко раскрыла глаза, словно девочка, и кокетливо склонила набок голову:
– Прелесть какая! Вы это что же, Илья Петрович, стихи мне читаете? Ой, князь вы мой залетный, ой, ну не надо, что вы, я ведь и в баснях-то не все понимаю. В ваших баснях. Нет, вы мне тоже симпатичны, конечно, куртка на вас дорогая, но… Я вас не боюсь, у меня муж за спиной.