Память сердца
Шрифт:
Так же точно и выразительно Александр Иванович показал мне жест, которым Гаянэ срывает ненавистную чадру, он изобразил, как должна Гаянэ передразнивать речь приставленного стеречь ее евнуха: «Ала-бала-бала», — он сразу придал этой абракадабре ориентальную интонацию. И еще много ценных советов дал мне Южин в тот день.
— Александр Иванович, вы замечательный режиссер. Почему вы не режиссируете?
— Но ведь говорят, что я как актер не вовсе вышел в тираж, — ответил он с тонкой улыбкой.
— Конечно, нет, кто же говорит об этом! Но ведь режиссировать так увлекательно, так захватывающе
— Нет, дитя мое. Я считал и считаю до сих пор, что первое лицо в театре — актер. «Пускай меня прославят старовером». Вот Гордон Крэг договорился до того, что живых людей в театре нужно заменить марионетками. Ну, когда заменят, пусть ими командует режиссер, дергая их за ниточки. Но пока играем мы, живые актеры! Я и как зритель иду в театр смотреть Ермолову, Лешковскую, Давыдова… Дело режиссера помочь актеру незаметно для зрителя. Чем незаметнее, тем, значит, лучше режиссер справился со своей задачей…
— Ну, а общий стиль спектакля? Ансамбль?
— Хорошие опытные актеры сами вырабатывают этот общий стиль. Предположим, я играю сцену с Еленой Константиновной или Александрой Александровной, с Яковлевым, с Садовской… нам не нужен или почти не нужен режиссер. Ну, совсем зеленым исполнителям, у которых еще нет опыта… массовые сцены — «народ, толпа и духовенство», — здесь, конечно, требуется умелая режиссура; чтобы не было хаоса на сцене, чтобы научить компримариев и статистов двигаться, жестикулировать, с ними должен работать культурный, знающий режиссер; главное, знающий свое место в театре и не вылезающий на первый план. На меня действует, как ушат холодной воды, когда я вижу, как постановщик хочет во что бы то ни стало, «рассудку вопреки, наперекор стихиям» поразить зрительный зал своими выдумками.
Заметив мою недоверчивую улыбку, он сказал:
— Через несколько лет вы согласитесь со мною, я уверен. Согласитесь и скажете мне об этом. Завтра у вас репетиция на сцене с партнерами. До спектакля я хотел бы еще раз встретиться с вами здесь же. А сейчас позвольте вас познакомить с Марией Николаевной, она просит вас выпить с нами чаю.
Мария Николаевна Сумбатова сразу понравилась мне своей скромностью, приветливостью, простотой. Когда-то, в ранней молодости она пробовала стать актрисой, но быстро разочаровалась в своих способностях и целиком посвятила себя своему замечательному мужу.
У Сумбатовых-Южиных царила мирная, несколько старомодная домовитость; мне кажется, что нельзя было и пожелать лучшей обстановки для работы и отдыха такого человека, как Южин.
Александр Иванович был удивительно добрый, мягкий, обходительный человек со всеми своими подчиненными. Нигде я не встречала в театрах такой настоящей демократии, какая царила в Малом театре при Южине и исчезла вместе с ним. Костюмеры, гардеробщики, капельдинеры, рабочие сцены его искренне любили, считали его своим заступником и старшим другом. Но старики-капельдинеры долгое время после революции продолжали величать Южина «князем» и, обращаясь к нему, говорили «ваше сиятельство», причем без всякого подобострастия. Южин иногда останавливал их, иной раз просто не замечал этого обращения.
А между тем это титулование действовало на нервы некоторым
Южин был так прост и доступен в общении с людьми, что обычно принимал по всем делам театра в своей артистической уборной, куда входили запросто, как к своему товарищу, и известные и начинающие актеры. Его исключительный такт позволял ему не отгораживаться от масс, бывать в гостях у актеров, поддерживать шутливую, непринужденную беседу во время выездных спектаклей и вместе с тем не допускать никакой фамильярности, никакого «амикошонства». Для этого требовалось именно то сочетание ума, чувства собственного достоинства, простоты и человечности, каким обладал Южин.
В следующий свой приезд в Палашевский переулок я встретилась в прихожей с очень странным человеком — сморщенным, маленьким, на костылях, но с проницательным и острым взглядом, который заставлял усомниться — кто, собственно, этот полукарлик: не то перед вами глубокий старик, не то, пусть больной, но еще нестарый и очень незаурядный человек.
— Анатолий Федорович Кони, — сказал Южин и назвал ему меня.
Я не раз перечитывала «На жизненном пути», читала судебные речи Кони и могла оценить одаренность моего нового знакомого.
— Прошу передать мое почтение Анатолию Васильевичу, — тоненьким фальцетом проговорил Кони.
Горничная помогала ему раздеться, как маленькому ребенку, сняла пальто старательно и осторожно, галоши, развязала кашне. Я слышала о болезни Кони, но не представляла себе, читая его книги, что их автор такой беспомощный инвалид. Прощаясь, Южин сказал:
— Очень буду рад пригласить вас и Анатолия Васильевича одновременно с Анатолием Федоровичем. Это один из выдающихся людей нашего времени и мой настоящий друг.
Не хочу подробно говорить здесь о своем дебюте. Может быть, в другом месте я расскажу о всех тревогах и радостях, надеждах и недоверии к своим силам, которые рождали в моей душе самые противоречивые чувства. Репетировали мы на сцене Малого театра (при тогдашних транспортных средствах ездить в филиал на Таганку было нелегко, и дирекция без крайней необходимости не устраивала репетиций в филиале), проходили лишь отрывки, в которых я была занята. Только генеральная репетиция в гриме и костюмах была назначена в филиале, поразившем меня своей маленькой, примитивно оборудованной сценой и полным отсутствием комфорта за кулисами.
Я пыталась сосредоточиться, но новые лица, новые впечатления отвлекали меня. Заходили под разными предлогами и свободные от спектакля актрисы, знакомились со мной, то украдкой, то с откровенным любопытством рассматривали меня. Я и теперь удивляюсь, как у меня хватило мужества овладеть собой, не «уронить тона» и, не срываясь, провести роль Гаянэ. Вероятно, выбор этой роли для дебюта был правильно подсказан Южиным: роль подходила мне по возрасту и внешнему облику, мизансцены были несложные, я их хорошо запомнила на репетициях, только миниатюрность сценической площадки филиала по сравнению с основной сценой несколько смущала меня.