Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)
Шрифт:
И, как в прошлый раз, один из его самостоятельных прорывов завершился голом. 3 : 0. Не тот результат, и это уже второй раз за неделю.
Надо было принимать меры.
В тот же вечер в роскошной вилле, стоявшей в глубине парка, уступами спускавшегося к морю, на террасе собрались трое немолодых мужчин. Всех их роднила благообразная внешность, изысканность манер, тихая, неторопливая речь. Эдакие священнослужители в штатском.
Но то были не священнослужители, хотя своему богу, золотому тельцу, они служили преданно и рьяно.
Горели
Внизу в парке, прохаживаясь между деревьями, шуршали гравием телохранители, метрдотель, похожий на министра, периодически возникал из небытия с уставленным бокалами подносом и так же внезапно растворялся.
— Так что будем делать? — спросил старший из троих и после паузы добавил: — И с кем?
— Что это за тренер, который не может приказать игрокам? И что за президент клуба, который не может приказать тренеру? — пожал плечами второй.
Вопрос был явно риторический. На пего никто не ответил.
— Какое нам дело до тренеров и игроков, — заговорил третий, перед ним единственным, в отличие от других, стоял не стакан виски, а стакан йогурта, — мы не им платим, а этим двум бездельникам. Пусть они и обеспечивают результат, а как — это их дело.
— Так, может, они результат и обеспечивают, — проворчал второй со зловещей улыбкой.
— На что ты намекаешь? — насторожился Старший.
— Я ни на что не намекаю. Я выдвигаю гипотезу, — он с явным удовольствием произнес это слово, — гипотезу. Что, если, скажем, счет 3 : 0 нас не устраивает, но очень даже устраивает кое-кого другого!
— Кого именно? — Старший или не понимал или делал вид, что не понимает.
— Устраивает Тринко и Бручиани. Для нас делают ставки и якобы обеспечивают один счет, а в действительности для себя и еще кого-то другого. Перед нами разводят руками — не получилось, мол, а сами снимают пенку...
— Делают свой, так сказать, личный бизнес внутри нашего? Ты это имеешь в виду? — спросил Третий.
— Именно.
— Но это же свинство! — возмутился Старший. — Это жульничество. Так порядочные люди не поступают.
Его собеседники усмехнулись, но промолчали.
— Может быть, они работают еще на кого-то? — предположил Старший. — Мы, конечно, монополисты, но вы же знаете, к лакомому пирогу многие тянутся. Этих мы прибрали к рукам, да многих прибрали. Но ведь знаем: в столице уже серьезные конкуренты появились, на Севере...
— Пока справляемся, — сказал Третий.
— Пока справляемся, — подтвердил Старший, — но уже без драк не обходимся. Может, они теперь методы изменили — наших людей перекупать стали? Хоть этих двух, например.
— Все может быть, — пожал плечами Второй.
— Надо бы, конечно, проследить, — предложил Третий, — проверить.
— Некогда нам проверять, — сурово сказал Старший, — всех не проверишь. Перевелись честные люди, — он горестно вздохнул и заключил: — Будем действовать как всегда: предупредим, а не поможет — накажем. И надо, чтоб остальным стало известно. Чтобы примером послужило.
— Ну что ж, — подвел итоги Второй, — значит, их предупреждаем, но не слишком, чтоб не вышли надолго из игры; других оповещаем, не по телевидению, конечно, — он улыбнулся, — но чтоб кому следует знали. Посмотрим, как дальше.
— Может, последить, — Третий явно не хотел расставаться с этой мыслью.
— Последим, последим, — отмахнулся Второй. — Ладно, пойду распоряжусь.
Он допил стакан, не спеша встал и покинул террасу. Оставшиеся еще долго сидели, наслаждаясь ночной тишиной, нарушаемой лишь скрипом гравия под ногами прохаживавшихся в парке телохранителей.
И Бручиани, и Тринко имели достаточно жизненного опыта, чтобы опасаться последствий злополучного матча. Однако время шло, и ничего не происходило. Через две недели они решили, что все обошлось.
В течение этих двух недель они не раз встречались: Бручиани с доктором Заном, а Тринко с тренером Корунья, применяя кнут и пряник, напоминая о высоких гонорарах и грозя неприятностями. Президент и тренер обещали все сделать, уговорить строптивого Лонга, обеспечить надежность их тайного соглашения.
... В тот вечер Бручиани и Джина были на концерте. О нет, они не были ни театралами, ни меломанами. Но в город приехала иностранная джазовая суперзвезда, попасть на концерт было трудно, значит, престижно, и они отправились. Большого удовольствия от таких походов Бручиани никогда не испытывал (он любил только неаполитанские песни), но, как обычно, ему были приятны зависть и восхищение, которые он читал в глазах мужчин, пялившихся на его жену.
Скрывая удовлетворение от того, что этот дурацкий концерт наконец кончился, они вышли на улицу и с наслаждением вдохнули напоенный запахами цветов и моря воздух.
Сели в белый «мерседес», парадную машину, выводимую из гаража лишь для таких случаев, и медленно покатили домой.
— Лучше бы посмотрели какой-нибудь детектив по телевизору, — зевая, сказала Джина. Она не отличалась изяществом вкусов.
Бручиани молчал. У пего вдруг испортилось настроение. Он проклинал загубленный вечер, крикливую и шумную джазовую звезду, его раздражал заполнивший машину аромат духов, которые Джина употребляла чрезмерно, к тому же он испытывал странное чувство тревоги. Он ускорил ход, и «мерседес», подобно белой птице, стремительно понесся в ночи по шоссе.
Черная огромная машина с незажженными фарами без труда обогнала их на лесной дороге. Обогнала, замедлила ход и прижала «мерседес» к обочине.
Из машины не спеша вышли четверо молодых парней в кожаных куртках и мотоциклетных шлемах, скрывавших лица, подошли к «мерседесу» и, открыв дверцу, жестом предложили Бручиани выйти.
Они молчали, молчал и Бручиани. Он лишь тяжело вздохнул, хорошо зная, что его ждет. Были времена, когда в роли таких кожаных мальчиков выступал он сам. Только одевались они тогда иначе, и не было у них роскошных лимузинов.