Памятные встречи
Шрифт:
— Ступай по моим следам, — говорю я мальчугану, — да как можно тише, и не сопи носом! Не опоздаешь на уроки?
Мы оба сошли с тропинки, вышагиваем, как цапли, медленно передвигая ноги, стараясь не шуметь. А мышка — это она — не видит нас, не обращает внимания, ей будто нет до нас никакого дела, очень занята. У нее есть работа: на кустике сидели птицы, лакомились семенами и обронили их на снег. Чем не пожива!
Незаметно мы подошли на два метра. Пожалуй, больше не стоит, пора остановиться, а то убежит под снег в норку и не покажется больше. Нет, продвинемся еще чуточку. Теперь совсем близко до мышки. Видны черные,
Иногда она, будто чувствует опасность, неожиданно скрывается в норку у самого стебля кустика. Но разве высидеть там долго, когда чудесная пожива валяется на снегу. И она снова выскакивает наверх.
Мой спутник весь вытянулся, замер. Видно, ему очень интересно. Но едва только хлюпнуло в его носу — мышки как не бывало. Будто сдуло ветром.
Постояли, подождали.
— Придется тебе идти домой, — говорю я мальчику. — Нельзя опаздывать в школу, и мне надо на работу. У каждого дела, даже у мышки!
Но мышка опять выскакивает наружу и снова принимается собирать семена, и мальчик от меня не отходит.
Неожиданно для себя я замечаю, какая мышка чуткая, как она вблизи от себя различает едва слышимое цокание языком, легкий вздох, вздрагивает, настораживается. На громкие же звуки, доносящиеся издалека, не обращает внимания, будто их и нет. Неужели ее большие ушки, как локатор, настроены только на звуки, раздающиеся вблизи? То, что происходит вдали, разве ее касается! Не хватит внимания все слушать. Ведь вокруг кого только нет, и все звучит. Вблизи — дело другое. Тут достаточно мгновения, прыжка хищника, и — погибель. Так и принято по мышиному обычаю: слушать только те звуки, которые раздаются вблизи, рядом, не обращая внимания на дальние.
Мы тихо идем назад.
— Ну, хлопец, теперь сопи, сколько тебе вздумается, можно даже покричать, спеть песенку. Мышке никакого нет дела до нас, мы от нее далеко, не опасны, она не прекратит своего занятия, пока не соберет разбросанное по снегу добро. Она такая чуткая, хорошо различает звуки близкие и далекие!..
Домовые мыши не только докучливые обитатели наших жилищ. Человек приручил их и использует как лабораторное животное. Пришлось и мне воспользоваться их услугами не только в лаборатории, но и в поле.
…Мы едем в экспедицию. В машине нас трое и одна собака, в маленькой клеточке несколько белых мышей, тихих милых созданий. Ухода за собой они требуют мало: раз в день вымыть проволочную клетку, наложить в нее травы да хлеба. На ходу в машине всегда разгуливает ветер, поэтому особенного запаха, свойственного мышам, мы не чувствуем, а на биваке их клеточка находится под машиной.
Мышки — большой соблазн для фокстерьера. Вначале, не умея обуздать свой охотничий пыл, он пытался раздавить клетку и добраться до желанной добычи. Потом, после строгого словесного внушения, будто зачарованный, не спуская с мышей глаз, часами сидел над клеточкой. Наконец постепенно привык, потерял интерес.
Мышки нам нужны для опытов. Мы подсаживаем к изолированной мышке скорпиона, и тот, возбужденный, размахивая своим сильным
Фаланга не имеет ядовитых желез, и народная молва, приписывающая этому животному славу ядовитого, необоснована. Впрочем, поговаривают, будто укус мощных челюстей фаланги небезопасен, так как на них могут оказаться вызывающие заражение крови бактерии. Их фаланга якобы получает, питаясь трупами погибших животных.
Фаланга удивительно смела, нагла и бесцеремонна. Защищаясь, ей ничего не стоит атаковать человека, и один мой знакомый рассказывал, в какой панике ему однажды пришлось удирать от большой фаланги, к которой он вздумал притронуться палочкой.
Подсаженная к мышке фаланга кусается. Тихое и мирное животное, выведенное человеком для всяческих экспериментов и приученное безропотно переносить причиняемые страдания, вначале будто не обращает внимания на агрессию своего неожиданного партнера по клетке, но потом начинает обороняться. На брюшке фаланги из ранки, нанесенной острыми зубами мышки, появляется крупная капля желтой полупрозрачной крови. Получив отпор, фаланга мгновенно меняет тактику, смиряет свой нрав и забивается в угол.
Мышки, которых много раз кусали фаланги, никогда не заболевали.
После опытов наших невольниц приходилось отпускать из клетки. Для этого выбирали какую-нибудь уютную долинку. На юге нашей страны домовые мыши, к виду которых принадлежат и лабораторные мышки-альбиносы, свободно живут в природе. Трудно было рассчитывать, что наши спутницы, изнеженные длительным содержанием в неволе, смогут возвратиться к жизни своих вольных собратьев и предков. Но не возить же их с собою в экспедиции.
Обычно мышек мы выпускали, прежде чем сняться с бивака. Сегодня же мы дали им свободу немного раньше. К вечеру одна мышка пришла в палатку, другая, как потом оказалось, вырыла под палаткой небольшую норку, третья нашла для себя место под колесом машины и не пожелала оттуда уходить. Осталась неясной судьба только четвертой мышки. Крошечные красноглазые зверьки своим умишком как-то осознавали таящуюся в незнакомой для них природе опасность и предпочли находиться под опекой человека.
Наши сердца были покорены. Мышки, водворенные обратно в клеточку, поехали с нами путешествовать дальше, до самого дома. Потом мы сдали их в лабораторию.
После завтрака я, как всегда, захватив полевую сумку и фотоаппарат, отправился побродить. У самой воды бережок реки Или был весь испещрен следами. Всюду виднелись крупные отпечатки лап фазанов. Птицы выходили из зарослей тугаев на открытое место погреться на солнышке, попить воды и обязательно поклевать мелкие камешки. Бродили здесь сороки и вороны. Возле дохлого судака, выброшенного на берег, весь ил был истоптан. Маленькая лиса-корсак пробежалась по самой кромке воды в расчете поживиться дохлой рыбой. Нежные крестики следов трясогузок и куличков-перевозчиков, будто изящная вышивка, тонкой вязью украшали почву.