Панацея Лопатова. Юмористический фантастический роман
Шрифт:
– У меня куча дел, – в десятый паз сообщила ему Алевтина, – а я вот слушаю вас и восторгаюсь тем, какой вы умный!
– Всё-таки, не интересно мы живём, скучно. Нам не хватает общения друг с другом. А вот твой муж, Алевтина, хирург Филипп живёт интересно, но двойной жизнью!
– У моего Фили кто-то есть?
Она приложила ладони к лицу. Разволновалась..
Но эмоции всех окружающих его людей не особо интересовали. Ведь Господ и создал их только для того, чтобы они слушали мудрого Веткина.
– Конечно, у Филиппа многое… есть, – утвердительно заявил он. – У него наблюдается лютая ненависть к лосям.
– К каким лосям?
– Ко всем породам и разновидностей лосей.
– Это как?
– Предельно просто. Мурашов специально собирает мухоморы, чтобы они не достались бедным и несчастным сохатым. А ведь у этих грациозных и замечательных животных и без того ничего нет. Даже телевизора не имеется, одного на всех.
– Если у них нет телевизора, значит, они самые счастливые существа в параллельной России.
– Ты не права, Алевтина. Там есть, что посмотреть. Почти каждая программа весёлая и смешная. При этом на экране мы имеем возможность по многу раз в день видеть и слышать его величество президента. Разве это не самое главное в жизни россиянина?
Всё же, он вышел за дверь. Но не просто удалился, а торжественно, с гордо поднятой головой.
Но великая радость Алевтины длилась лишь краткое мгновение потому, что Веткин тут же вернулся назад.
– Да, Алевтина, тут такое важное дело, – философ местного значения подмигнул ей правым глазом. – Архиважное!
– Какое ещё дело? – губы Алевтины дрожали от наплывающего гнева. – Какое?
– Пока я не забыл, хочу тебе подробно и обстоятельно рассказать, как спариваются и размножаются пеликаны.
Плотно зажмурив глаза, Алевтина вытолкнула Веткина за дверь.
Но на крыльцо он вышел торжественно и важно, направился походкой королевского пингвина к калитке. Вполне уместно здесь довольно известное изречение: мавр сделал своё дело, мавр может удалиться.
За пределами двора он увидел знакомого пожилого человека, можно сказать, очень солидного возраста, который медленно передвигается по сельской улице, опираясь на трость.
– Эй, Степанович! – крикнул ему Веткин. – Остановись-ка! Давай-ка с полчасика пообщаемся!
Услышав голос Веткина, Степанович стремительно ускорил ход., опираясь на трость, быстро добежал до перекрёстка. Увидев высокий тополь с гладким стволом, инвалид проворно, вместе с тростью взобрался почти на самую макушку дерева с густыми кронами и спрятался в густой листве. Не шевелился, не подавал звуков.
Внимательно осматривая всё вокруг, Веткин искал глазами следующую, очередную жертву очередной предмет своего пристального внимания.
По-прежнему Лопатов и Мурашов сидели поодаль друг от друга.
– Чем вы можете и как доказать, Игнат Аркадьевич, – сказал сельский врач, – что не являетесь вампиром и, вообще, восставшим из мёртвых?
– Запросто могу доказать, – заверил своего молодого коллегу Лопатов. – Но для этого я сначала должен посвятить тебя, Филипп, в величайшую тайну и многое рассказать.
– Вы ведёте себя точно так же, как бывший лесник, пенсионер Веткин. Он своими долгими рассказами всем добрым людям, без исключения, так мозг выносит, что их потом два-три дня качает из стороны в сторону.
– Встречал я пару раз этого мозгоклюя Артемия Парамоновича и всегда поступал с ним так, как и полагается относиться к энергетическим вампирам. Не очень дружелюбно, одним словом.
Сказав это, профессор с корнем выдернул из земли несколько лесных ромашек и поочерёдно, сосредоточенно и аккуратно начал обрывать лепестки их цветков.
Мысленно Мурашов такое действие посчитал за хулиганский поступок. Зачем же убивать цветы? Им же… больно. Но вместо этого, отодвинув от себя ногой корзину с мухоморами и прижав к груди суховатую палку, он сказал:
– А я раньше считал, что вампиры живут дружно, заботятся друг о друге.
– Если ты шутишь, Филипп, то не остроумно получается. Ты не даёшь мне начать важный свой рассказ о великой тайне и заодно доказать, что к вампирам я не имею никакого отношения. Я
такой же вампир, как ты, например, танцор.
– Ну, почему же, – сообщил, смущаясь, Мурашов. – Я в школьные годы посещал танцевальный кружок. У меня неплохо получалось. Правда, мне иногда что-то мешало добиваться в хореографии высоких результатов.
– Мы же сейчас говорим о Веткине.
– Конечно. И мне интересно знать, на будущее, каким образом вам удавалось уходить от наглых приставаний господина Веткина.
– Самым простым образом. Я в грубой форме при помощи, в сущности, волшебных слов посылал его очень и очень далеко. Он нудный и тупой, как столичная телевизионная реклама. Однажды мне пришлось даже приложиться правой рукой к его переносице, то есть ударить наглого говоруна.
– Но это же больно!
– Ничего… не больно. Просто надо не кулаком на гражданина воздействовать, а ладонью открытой. В этом случае никогда ты, Филипп, не повредишь своих пальцев, и удар получится удачным и конструктивным. Так что, пальцам ничуть не больно.
– Я пока ни кулаком, ни ладонью никого не пробовал бить.
– И напрасно! Определённая часть граждан обычных слов просто не понимает. Учти это обстоятельство на будущее!
– Уважая ваш былой авторитет в научном мире, я прислушаюсь к вашему совету, Игнат Аркадьевич.
– А произошло такое действие с моей стороны в тот момент, когда мне нудно и долго Веткин начал рассказывать о том, почему манной кашей не рекомендуется закусывать водку и прочие спиртные напитки.
– И почему же?