Панацея
Шрифт:
– Наконец, ты дома, – обнимает отец.
– Я скучала, – вырывается у меня.
Тепло рук мужчины окутывает меня таким знакомым ароматом мускуса, что на глазах выступают слезы. Нет, это не тот ужас, что я испытывала, увидев Джексона. Это тепло родного дома.
Уют, которого мне так не хватало.
– Джексон, когда ты говорил, что Эден не в себе, я не думал, что настолько, – хмурится отец, отстранившись, наверняка, из-за моих всхлипов.
– Столкнувшись с трудностями, всегда чувствуешь
– Трудности никогда не пугали Эден. Она сама кого хочешь запугает.
Отец смеется.
– Как ты себя чувствуешь?
– Я жутко перепугалась, – вздыхаю я, когда отец заводит меня в холл, буквально ослепляющий своей белизной. – Головные боли мучают, в груди что-то щемит.
– Кажется, ты заразилась мнительностью, дорогая.
– Мне нужно немного отдохнуть от города.
– Все верно, – в глазах отца витают веселые искорки. – Твоя мама часто сталкивалась с мигренями по этой же причине.
– Зато я познакомилась с заботливым характером Джексона, – закатываю глаза я.
– Честно, мне иногда кажется, что он печется о тебе лучше меня.
– Глупости.
– Нет-нет, так оно и есть. Это очень мило.
О да, Джексон очень мил. Особенно, когда надо испепелить меня взглядом, наорать и вести себя со мной как с последней тварью.
– Только со стороны, па.
Он смеется. Его глаза излучают такое тепло, что я не сомневаюсь – роль сыграна отменно. Все получается, само собой. А может, мне и не надо играть роли. Может, нейронные связи сделают все за меня.
Дом напоминал мне нечто среднее между больницей и музеем. Солнечные лучи отражались от предметов интерьера, делая из них бриллианты. Античные статуи смотрелись так, будто простояли нетронутыми с времен Римской империи. Сам дом напоминал пантеон. Идеальный и до тошноты приторный. Не сомневаюсь, все детство нам твердили «Не трогай это!»
Я не чувствовала гордость за роскошь. Скорее, во мне плескалось раздражение. Цветы, конечно же, светлых оттенков и в античных вазах, повсюду так и благоухают мерзким медовым ароматом. Ненавижу его. Ненавижу цветы.
– Позвольте отнести вашу сумку в комнату, мисс Морган, – сказал мужчина средних лет.
Наш дворецкий. Тот, кто бегал за мной все детство, боясь, что я увяжусь за мальчишками в какую-нибудь авантюру, и поощрял мою любовь к шоколаду.
– Конечно, мистер Престон, – улыбаюсь я и чувствую приятное тепло в груди. – Я поднимусь к себе, хочу отдохнуть.
Дворецкий учтиво промолчал, но тень улыбки спрятать, все же, не смог. Я заметила ее также быстро, как и обеспокоенный взгляд отца. Мистер Престон прошёл к широкой лестнице, раскинувшейся посреди настоящего бального зала, и я последовала за ним.
Если на первом
– Если что-то понадобится, просто позовите, мисс, – говорит мистер Престон, открывая передо мной одну из дверей.
Запомнила ли я путь к своей комнате? Нет. Мы очень долго петляли по старой части дома, украшенной, словно по образцу картинной галереи.
Смогу ли я найти свою комнату, если окажусь в другой части дома? Да. С закрытыми глазами. Стоит лишь пройтись по лабиринту дверей и коридоров, как схема помещения возникает в голове, словно навигатор.
– Конечно, мистер Престон. Как ваша рука?
– В полном порядке, мисс, не беспокойтесь, – взгляд дворецкого смягчается, и он улыбается мне напоследок.
Мистер Престон оставил мои вещи около двери и скрылся в соседнем коридоре. Что ж, он единственный, кто не будет меня здесь доставать. Я вздохнула и зашла в свою комнату.
Темно-синие обои. Огромная кровать с балдахином. И стеллажи с книгами во всю левую стену. Рабочий стол, склянки на нем и множество фотографий, освещенных подсветкой. На них одни и те же люди. Я с Джексоном, я с девушкой и парнем с медными волосами, с папой, в белом халате, на каком-то выступлении и многое-многое другое.
Небольшой балкончик и еще одна дверь. Наверняка, в ванную. А самое главное запах. Мои запах. Свежесть лимона и зеленого чая с жасмином. Никакого цветочного аромата.
Мне остается только наслаждаться спокойствием, пока есть время. Если меня не подводит интуиция, семья не даст мне дышать спокойно. Они и до этого были не особо тактичны. Трудно оставаться спокойной, если в душу к тебе постоянно лезут. Боюсь, даже Джексон покажется мне ангелочком.
Странно думать обо всем этом. Я не могу вспомнить ни одной конкретной ситуации, связанной с ними, но знаю общие факты. Потому не удивляюсь, когда дверь моей комнаты распахивается и в нее влетает темноволосый парень, очень напоминающий мне саму себя.
– Картер, ты меня задушишь, – кричу я, чувствуя, как по телу проходит электрический заряд. Холтер смещается и тело покрывается мурашками.
– Лучше ты умрешь здесь, чем в вашем ужасном городе.
– Бостон отличный город.
– Не скажи, сестренка, – в глазах Картера плескается волнение, когда он размыкает объятия.
– Все хорошо, Картер. Правда.
– Будем надеяться, – брат отпускает меня и наблюдает за тем, как я поправляю аппарат под рубашкой, – Знаешь, отец решил отпраздновать твое возвращение.