Панцирь
Шрифт:
Следя за мыслительными маршрутами, подметил что вообще являюсь достаточно высокомерным существом. Мнения о себе чрезвычайно хорошего. Не то чтоб мне это не нравилось или был против. Если есть остаточное поведение, то скорей всего оно чем-то обосновано, иначе бы устранили, никто не стал бы терпеть. С другой стороны, может трон консервации и утерянная личность и были таким устранением? Глупая мысль. Мой ответ ей — нецелесообразные затраты.
Покопался в памяти и нашел в основе своей все те же обрывки: бессвязные ленты, обломки, цвета; вкусы и запахи,
В центре хранилось одна цельная сцена — золотой привнесенный конструкт. Я обступал его со всех сторон, точно краб, щупал места возле, пытаясь найти еще что-то: элементарную бытовую память, образы боевых сколов, но ничего не получалось, клешни подцепляли лишь муть. Тогда обращался к привнесенному, так как выбора не оставалось.
Деталей столько, будто в голове сохраненная запись. Так понимаю воспоминание загружено во сне, через трон.
Основа его — женщина. Либо она гигант, либо я стою на коленях. Взгляд направлен на лицо, связан; все остальное размывает волнистая синь и серебро, но звуки на фоне — война: звон, грохот выстрелов и крики; отступление.
Лицо тонкое и прекрасное, усеянное перьями бронзы и золота. Обрамлено серебром волос, с вплетенными бусами декоративных модулей. Они мигали разными цветами. Глаза — это сплошное фиолетовое сияние.
Не знаю кто она, но я восхищен, рад, влюблен — мысль о ней отдавала теплом и завязана на почитании, что должно соотносится с мифическими или полубожественным сущностями.
Богиня?
Эта мысль рефлекторно смешила. У меня должно быть специфическое отношение к Богам, но я естественно ничего не помню — источник выжжен.
Общение велось волей, с помощью ритма мерцания глаз. Cлова пропечатывались сразу в разуме:
“Ты проснешься и приступишь к делу”.
— Да, Госпожа, — мне страшно говорить при ней.
“Чти заветы Справедливости, дхал, в память обо мне. Если Идол не остановлен, останови. Найди синтез Короля — в нем вся нужная тебе память”.
Воспоминание обрывалось болезненно — эхо опустошенности прошлось по разуму тоскливой волной.
Она назвала меня дхал.
Это точно не имя. Обозначение. Скорей всего должность, общественная роль, что-то подобное.
Идол, очевидно, враг. Злоба и печаль цвели при воспроизведении этого имени; а так — пусто, природа неизвестна. Где этого врага искать — непонятно. Что он собой представлял — неведомо.
Что означало слово “синтез”, опять же, не знал. Эхо эмоционального фона никак себя не проявляло.
Какое-то абстрактное понятие?
Может быть.
Женщина предполагала, что я испытаю проблему с памятью и мне понадобится помощь, значит все идет по её плану. Был спокоен.
Обратил внимание на свое облачение.
Темно-синяя, практически чёрная кираса защищала торс.
Должен.
Вон, в плечах, борозды, создающие круг; там ровно в центре каждого торчал черно-серебряный ярлык нейро-штекера.
Сниму и погляжу. Потом естественно. Здесь для таких дел недостаточно безопасно. С другой стороны, а где будет достаточно?
Будет ли?
С силой стукнул пару раз по грудной пластине. Ощущения приглушались: расходился слабый холодок.
Логично, иначе если панцирь проткнут или прострелят, при передаче болевых ощущений можно свалиться от шока, а такое не сильно увеличивает шансы на выживание в стычке.
Достаточно странная геометрия: множество выемок, выпуклостей, декоративных элементов, коробов-носителей, пластин, прикрывающих тактические жёлоба, внутренних карманов-полостей. С левого бока отделение под аккумуляторы. Один хтон горел алым, был активен; остальные три потухли. Разглядывая элементы, я ощутил в доспехе слабость, точно недоразвитость. Мысль заставила нахмурится.
Неправильно.
До спячки было иначе.
При этом, оценивая, я воспринимал панцирь Абсолютом технологического развития. Ощупывая ребра жесткости на нагрудных пластинах; рассматривая разъемы для крепления модульных улучшений не мог остановить разгуливающее во мне эхо восхищения. Примешивалась и гордость.
Из другой защиты — наплечные и набедренные пластины, закрепленные на простенькую систему ремней, воспринимались отдельными элементами. Плотные черные штаны с серебряным узором по ноге, горные ботинки.
Предплечья по локоть закрывали наручи. Они подключались к панцирю сетью проводов, тонких как нити паутины. На левом браслете узкий модуль черного прямоугольника вышел из разъема после работы мародёра.
Вдавил до щелчка.
Чернота экрана проявила серебро символов. Модуль зажужжал и изверг из динамика хриплый женский голос:
— Наконец-то, бестолочь.
Голос не был голосом той, что давала курс заданий, поэтому терпеть грубости я не собирался. Пару раз стукнул пальцем по черной полоске экрана — немного повоспитывал.
Голос тут же затараторил:
— Стой-стой, сломаешь — хватит, умник. Сдаюсь. Опять Кхунская Империя показала насколько она высокоразвита.
Кхунская Империя?
Оттуда я?
Пусть хоть из Бездны, сейчас — эта информация не могла помочь.
— Ты что такое? — спросил, разглядывая модуль.
— Прошу любить и ценить, твоя измученная совесть, дхал.
Еще один тычок пальцем. Она ойкнула.