Панцирь
Шрифт:
Даже лица не видел, но крепкая, да, и глазастая.
В моем вкусе, это я еще помнил.
Что за дурь в шаблоне. Мыслительные маршруты спутаны в хаотичные канаты. Совершенно четко могу сказать, большего бардака в голове и не было. Столь много токсинов алогичности я в себя никогда не принимал. Нутро аж скрипело. Чуждые шаблону эмоции накрыли субличности липкой пленкой; сквозь фон, они выпрыгивали на передний план, нагло и мощно, будто жирные рыбины из реки. Моды не находили их опасными. Были это: неловкость, отторжение, неприятие, фаталистическая игривость, интерес, раздутый до сумасшествия.
Виновата ли ядовитая Пустошь вокруг? Может и так. Однако панцирь еще должен держать защиту.
Виновата ли собственная пустота, что ежесекундно заполняется всяким сором?
Да или нет? Все-таки этот сор восприятия; вряд ли он настолько опасен.
Виновата ли слабость и ментальные шрамы, взбухшие на разуме?
Похоже оно.
А еще может повлияло все и сразу.
В водовороте новоявленной, незнакомой мне культуры, не сказал ли я лишнего? Не пообещал ли чего? Не оскорбил ли ее или божественность их небес, культовость — которая очевидна и мне, демонстративно мазнув по ней своей волей?
Все эти сложности и анализы пустоты — недостатка информационной основы — больше подходили для лысых громоздких черепов чатуров. Мне со своими рефлексами и жилами плавать в этом тяжело. Может лучше и не пытаться, упростить спутанные мыслеходы.
Но к удивлению, она тепло рассмеялась и покачала головой:
— Твои слова пришлись мне по душе, Воитель, — Женщина дернула поводья, сказала строго. — Выживите.
И они уехали.
А мы двинулись на север.
— Это все здорово, братец, — пробурчал Звездочёт. — Но маскорожие могли бы и пистолет какой-нибудь выделить.
— Ну ты ж не попросил. Все ржал больше. Может быть и дали бы. Вроде неплохие ребята. Показалось, по крайней мере, так.
— Еще уважаемому дхалу, как они там брякнули, относительному предку, выпрашивать оружие не хватало. Как-то это жалко. А ребята твои… да у них язык у всех в жопе, одна баба только и говорила. Да и Скукоженый мяукал там что-то. Как ты вообще определил, что они, как ты выразился — неплохие?
— Могли застрелить.
— За что?
— Как будто для убийства нужен повод.
— Вообще-то обычно нужен, — возразил Звездочет.
— Ну допустим. Ограбить тогда.
— А что с нас взять?
— Например, панцири, — сказал и понял, что сморозил глупость.
— Ты как совсем темный, братец, солнышком припекло? Умный сплав потеряет свойства со смертью хозяина. Станет не крепче скорлупы.
— Точно. Я же помнил это…
— Мы выглядим как бродяги. Да мы они и есть, братец. По их мнению — навязываясь Идолу — мы еще и смертники. Взять с нас нечего. Нас можно только пожалеть. Легкая жалость — для этого хорошим быть необязательно. Сам знаешь.
— Знаю.
— Ты видел их оружие?
— Видел.
— Посмотреть бы поближе. Сдается там и приличное что-то есть, достойное и нас.
Я кивнул, а затем рассмеялся:
— Сейчас мы достойны разве что дубин, — покачал головой и добавил: — Меня беспокоит что они с этим Алтарем не стали связываться, хотя у них такое количество стрелковых единиц.
— Решили не рисковать, — ответил Звездочёт. — Малого не вернуть, а потерять кого-то еще можно с легкостью. Здесь же угроза не банальной стычки. Искаженная воля, давление иных сил. Только чумазый хади знает, как мозг среагирует на всю эту гнилую свистопляску. Может и сразу сломаться, разбиться, будто стеклянный стакан о каменную столешницу.
— И откуда эта тупая поэтичность?
— Проснулась вот что-то, — он хитро улыбнулся, пожал плечами. — Баб давно не видел.
***
Мы прошли пятнадцать километров на север по дороге и придавленный тяжестью нашего общего молчания, я понял, что так и не удосужился узнать против чего нам придется выступить.
— Звездочёт, что такое Идол?
Эхо тоски привычно отозвалось.
— Не помнишь и этого? — он аж зашипел от возмущения.
— Не помню, — кивнул я.
Звездочет молча пыхтел минуту, а затем спросил.
— И все это время ты шел, ничего не зная и ничего не спрашивая?
— Получается так.
— По мне, братец, это ужасно глупо. Даже удивлен как тебе удавалось все это время производить впечатление, — голос его пропитался неестественным удивлением.
— И какое именно?
Он выразительно посмотрел на меня единственным глазом:
— Не тупого.
Я засмеялся.
— Твоя правда, — почесал кожу вокруг сожжённого мода. — Безумие. Похоже вся эта ситуация и обнуление повредили мозг серьезнее, чем мне казалось. Логичность маршрутов нарушена сильнее чем представлялось. Все вот на тебя глядел, боясь, что ты с ума сходишь, а оказалось сам и вовсе того — одурел.
— Поэтому я и Старший, — назидательно поднял он палец.
— Так все-таки, Звездочет. Дело есть дело.
— Мало помню, братец. Идол говорил о себе как о Божестве нового типа; обещал посмертие. Дискутировать о том Бог ли он на самом деле — я, разумеется, не готов. Здесь бы нам парочка чатуров не помешала для разбора раскладов. Я воспринимаю его как множество единого; агрессивную, самовоспроизводящуюся систему.
— Так как же он все разрушил?
— Массово захватывал тела сородичей.
Вполне логично что если знать механизм атаки, то можно придумать контрмеру и способы защиты.
— Каким образом осуществлялся захват?
— Без понятия.
А чего я собственно ожидал?
— Моды?
— Как ты видишь, — порезал иронией. — Не справились наши моды. Давление исключительной мощности, бьет точно кулаком хата– фрактария — мозги наружу; моды помогали, конечно, но Идол воздействовал силой иного порядка, охладители на них не рассчитаны. Личность теряется. Возможно модернизируется им же, для упрощения доступа. В целом, по обрывкам памяти, стычки с ним — это противостояние твоего нутра, воли и жадности, которая похоже суть Идола.