Пандемия. Аркада. Эпизод второй
Шрифт:
По традиции, на сцене солировал генеральный директор – Чарли Скотт, облаченный, опять же по традиции, в демократичные потертые джинсы, кеды и водолазку. Дресс-код ведущих не менялся двадцать с лишним лет и сформировал в массовом сознании образ успешного ученого, точно так же, как в начале ХХ века обязательными аксессуарами для них считались пенсне, академическая бородка клинышком и портфель. Начал Скотт с «простых» новостей, разогрел публику модернизированным протезом стопы, идеально копирующим ее сложнейшее устройство, затем показал давно обещанный «вечный» коленный сустав, чем вызвал экстаз у сплоченной группы военных с правой стороны партера и сдержанное неудовольствие у промышленников, и лишь затем перешел к главной «бомбе» вечера:
Для начала Скотт рассказал трагическую историю двадцатилетнего юноши, лишившегося таза в результате страшной железнодорожной аварии, очень подробно описал диагноз, не забыв продемонстрировать рентгеновские снимки, подтверждающие, что кости несчастного превратились в кашу, а затем вызвал парня на сцену и сорвал овации.
Заслуженные овации, однако один из гостей отнесся к происходящему с неуместной иронией.
– Чарли все больше становится похожим на бродячего проповедника, излечивающего страждущих словом Божьим, – рассмеялся сидящий в отдельной ложе А2.
– Словом Божьим и наукой человеческой, – уточнил Филип Паркер, великий CEO «Iris Inc.». – Чарли и в самом деле увлечен.
– Он с детства тащился от скелетов. – А2 сделал маленький глоток шампанского, брезгливо посмотрел на бокал и поморщился: – Кто-нибудь знает, виски этот старый скряга припас или придется послать гонца в ближайший бар?
– Чарли распорядился подавать во время презентации исключительно шампанское, – подал голос третий находящийся в ложе мужчина – Арнольд Митчелл, директор всесильной GS.
– Боялся, что мы напьемся со скуки?
– Наверное… – Митчелл выдержал коротенькую паузу и улыбнулся: – Не думал увидеть тебя здесь, А2, насколько я знаю, область твоих интересов лежит далеко от протезов.
И услышал спокойный ответ:
– Меня интересуют передовые технологии, Арнольд, не важно, в какой области. Кто-то ведь должен объединять разрозненные достижения в единую систему.
– В смысле? – не понял Митчелл.
– В прямом… – Поскольку Скотт перешел к техническим подробностям, которые можно было изучить позже, А2 сделал еще глоток шампанского, поставил бокал на стол и принялся сворачивать самокрутку с настоящим табаком. Паркер ухмыльнулся из соседнего кресла, а Митчелл привычно сделал вид, что не заметил дерзкого нарушения федерального законодательства. – Все началось в Древней Греции, когда эллинам досталось удивительно богатое египетское наследство. Они его изрядно приумножили и развили, они вообще были большими молодцами и первыми задумались над тем, на кой ляд все это нужно.
– Что нужно?
– Все, – А2 небрежно повел рукой, после чего затянулся и выдохнул дым на Паркера. Тот отвернулся, но промолчал. – Эллины задумались над тем, за каким хреном нужно поклоняться богам, строить храмы и чудеса света, торговать оловом и рабами, плодить детей… В общем, делать все, что мы с вами, друзья, делаем до сих пор.
– Задумались о смысле жизни, – пояснил Филип Митчеллу. CEO «Iris Inc.» был старым другом А2 и слышал эти рассуждения не в первый раз.
– Греки поставили перед собой ряд неудобных вопросов и, чтобы отыскать ответы, придумали науку наук – философию. Науку мудрецов и мыслителей. Философия должна была связать все направления в единую сеть, выражаясь современным языком, заставить их обогащать друг друга, а главное – должна была определять направление движения общества. И какое-то время философия работала так, как задумывалось.
– Видимо, потому что система была маленькой? – предположил Митчелл, чем вызвал одобрительный взгляд А2.
– Спасибо за замечание, Арнольд, оно показало, что ты меня слушаешь.
– Естественно, я тебя слушаю.
– Иногда ты делаешь вид.
– Тебя я слушаю всегда.
– В любом случае, мне приятно, Арнольд, – не стал скрывать А2. Однако он так хорошо управлял своими эмоциями, что никто не мог догадаться, когда А2 лжет, а когда искренен. – В чем-то ты прав: наука эллинов не отличалась гигантскими размерами, благодаря чему философы и справлялись со своими обязанностями, но по мере усложнения системы оставалось все меньше людей, способных понять и обдумать достижения разных наук, а главное – связать их между собой. Философы погрузились в дебри абстрактных рассуждений, занялись исключительно социумом, по глупости решив, что исследование общества настолько просто, что поддастся их замусоренным мозгам, и в итоге мы имеем сборище кривляющихся политтехнологов, которые называют друг друга умниками и не способны делать то, ради чего эллины придумали науку наук. И мне противно видеть на их визитках надпись «философ», твою мать.
– И ты решил взвалить на себя их ношу?
– Он взвалил на себя их ношу, – пробурчал Паркер, довольный тем, что его друг наконец-то докурил, бросил самокрутку в бокал с шампанским и перестал выдыхать в его сторону дым. Пусть и ароматный.
– А кто еще, Арнольд? – рассмеялся А2. – Ты знаешь среди наших современников кого-нибудь, кто не только способен решить эту задачу, но хотя бы в состоянии поставить ее перед собой?
– Нет, – поразмыслив, ответил Митчелл. – Только у тебя хватит на это безумия.
– Вот именно.
– Я тебе не льщу.
– Знаю.
Александр Адам Феллер, которого за глаза все называли А2, а в лицо – только избранные друзья, предпочитал свободную одежду, но в отличие от Скотта, который влезал в джинсы и водолазку лишь для выступлений и фотосессий, не выглядел в ней скованным, носил с изяществом человека, способного с легкостью поменять джинсы на классический костюм. На презентацию А2 заявился в черных кроссовках, черных брюках-карго и черной футболке с короткими рукавами, выставив напоказ многочисленные татуировки на мускулистых руках. По-настоящему мускулистых: А2 был крепким не только на вид, сложением и повадками походил на быстрого и опасного боксера среднего веса. Темные волосы стриг не по моде – коротко, и короткой же оставлял бороду, причем именно бороду, а не неопрятную удлиненную щетину, вошедшую в моду у мажоров и их подражателей. Темные глаза Феллера смотрели живо и внимательно, выдавая глубокий, цепкий ум, которым должен обладать человек, входящий в крайне ограниченный, на двести человек, не более, клуб стратегических инвесторов – людей, семьи которых контролировали экономику планеты. Несмотря на относительную молодость – он еще не разменял пятьдесят, – А2 был патриархом клана Феллеров и лично руководил грандиозной «Iris Inc.», которую сам придумал и создал, превратив разработчика прорывной технологии наноэкранов в компанию № 1.
– Если ты считаешь себя представителем классического, изначального направления философии, то почему занялся зрением, а не создал объединяющий стартап? – с искренним интересом осведомился Митчелл.
– Потому что зрение и есть объединяющий стартап, – серьезно ответил А2. – Что бы мы ни придумали, что бы ни разработали – все будет упираться в зрение, в то, чтобы наше изобретение увидели. Ты ведь знаешь, Арнольд, что мозг тратит на обработку визуальной информации большую часть мощности, мы познаем мир глазами, наша жизнь – это то, что мы видим, то есть – зрение… – Феллер выдержал короткую паузу: – Оно и есть объединяющий стартап.
– Так просто?
– А зачем усложнять? – пожал плечами Паркер.
Ответить директор GS не успел – А2 вновь вернул себе слово.
– Человеку можно рассказать о чем угодно, но поверит он только после того, как увидит собственными глазами. Поэтому наши предки были вынуждены строить грандиозные, опережающие время храмы, поэтому поднимали к небу Notre Dame de Paris в то время, когда подавляющее большинство населения ютилось в жалких лачугах, а то и вовсе в ямах, наскоро прикрытых досками: глядя на невероятный собор, необразованные бедняки понимали, что Бог есть. И слушали тех, кто нес Его слово.