Панголин. Тайна бога
Шрифт:
– Приветствую! Как здоровье?! Слава Мироносу! Здрасьте!.. У нас новенький? – крикнул он сидящему за столом в конце коридора мужчине в сверкающем стальном панцире. – Здравствуйте! Добрый день!..
– Ага. В пятой, – оторвавшись от изучения дежурного журнала, отозвался тот.
– За что его?.. Мое почтение! Добра дня!..
– Да, он зарезал жену, кхек… и напал на печь, – весело сказал Буй – высокий обладатель бесформенной, мешковатой фигуры с лицом, похожим на поднявшееся тесто. – Та еще история…
Он быстро, насколько позволяло громоздкое тело, встал и натянул шлем – круглый лысый горшок,
– Ооо!.. – Кулл поднырнул под шлем и отмахнул забрало, словно прядь волос. Рыжий хвост на макушке заходил в такт размашистых шагов, а белый кончик нервно запрыгал, как паяц на ярмарке.
Тюремные надзиратели в Мирограде несли службу каждые вторые сутки – работа не пыльная, если не считать сырости, вони и некоторых ограничений: спать на посту строго запрещалось, но напарники часто делали небольшие отступления от этого правила. Свободный день Буй и Кулл проводили в многочисленных трактирах, борделях и забегаловках, где каждый день происходили интереснейшие встречи, сообщались важнейшие новости и рассказывались невероятнейшие истории. По окончании службы они расходились в разные стороны, и каждый кривился от кислого пива в своем излюбленном кабаке со знакомой компанией таких же вояк.
Им обоим было по тридцать лет, но тюфяк Буй выглядел гораздо старше жизнерадостного непоседы Кулла. В детстве они вместе ходили в одну и ту же школу при церкви, но никогда не дружили. И сейчас вне этих стен никогда не встречались: им вполне хватало служебного времени для общения друг с другом.
Когда будущим напарникам исполнилось по шестнадцать лет, они, как и все выпускники церковных школ, сдавали экзамены, по результатам которых определялось будущее направление обучения для каждого ученика. Для молодых Буя и Кулла церковные смотрители единогласно выбрали службу в армии, что и было отмечено на их левом предплечье татуировкой в виде щита и меча.
Больше всего оба боялись попасть в пограничные отряды, уехать на дальнюю заставу и просидеть там до самой смерти, защищая Божьи Земли от набегов «диких». В том, что «костлявая» найдет их там, они не сомневались: мало кто возвращался с накопленным жалованием в родной город после окончания двадцатилетней службы. Но эти счастливчики могли позволить себе прожить остаток беспокойных дней, не заботясь о куске хлеба. Впрочем, большинство из них селилось в кабаках, где они быстро спускали все богатство, а дальше кто в могилу, кто в разбойники… и потом в могилу. Раньше них приходили только нищие калеки. Они устраивались у городской стены, на рынке или при церкви и, размахивая культями, выпрашивали милостыню.
После начальной подготовки, военные учителя вывели Бую и Куллу точное предназначение – охранник. На предплечье добавилась алебарда. Далее судьба окончательно свела их вместе и усадила на отполированные скамейки в городской тюрьме.
Кулл поднял руки в клепаных перчатках и, раскачиваясь из стороны в сторону, уверенно двинулся вперед. Буй встал в оборонительную позицию, отклонив массивное тело назад. Кулл замахнулся, сделав ложный выпад влево, и ударил справа, едва коснувшись пальцами забрала противника. Буй зажмурился и замахал руками, словно отбиваясь от осы, но забрало уже опустилось.
– Хоп! – выкрикнул нападавший.
Они рассмеялись одновременно: Кулл звонким задорным смехом, а Буй, гудя, как шершень в ведре. Оба быстро освободили головы от неудобных шлемов. Буй, аккуратно поставил свой лысый горшок на край стола и уселся. Тут же расслабился и расплылся, свисая с узкого деревянного стульчика. Кулл, не переставая улыбаться, небрежно швырнул хвостатый шлем на стол – он несколько раз крутнулся волчком и полетел на пол. Солдат резко прыгнул, поймал за хвост и аккуратно опустил на стол. Пнул стул и, звеня доспехами, плюхнулся, будто в мягкое кресло. Улыбка на лице Кулла растянулась еще шире, и свиные глазки превратились в узенькие щелочки, едва поблескивающие в полумраке душного подвала.
Темница представляла собой длинный узкий коридор. Упираясь в стол охраны, он поворачивал под прямым углом так, что надзирателям всегда были видны обе ветки. По сторонам проходов теснились камеры-ячейки, отгороженные друг от друга каменными стенами. В углу, кроме стола и двух деревянных стульев, стоял старый шкаф, а в стене мерно потрескивал камин.
– Как там наши дела? – спросил Кулл, кивая на журнал.
За все годы, проведенные вместе на посту, Буй уже привык сам вести все записи. Он всегда приходил вовремя. Вместе с другими надзирателями обходил заключенных, проверял условную чистоту коридора и делал необходимые записи в журнале.
– Угу, – ответил Буй.
– Ну, рассказывай, кто там в пятой? – Кулл пробарабанил по столу костяшками пальцев.
Буй тотчас оживился, вспомнив недавний рассказ солдата. Откинулся на спинку стула и улыбнулся, обнажив желтые лошадиные зубы. Он слегка качнулся, набрал воздуха в легкие и подался вперед, проехав локтями по столу.
– Представляешь, этот идиот, как обычно, кхек, накачался в кабаке и пошел домой, а там его жена, упокой, Господи, ее душу, ковыряется в печи и стонет как… шлюха. И он подумал, что она… изменяет ему с… великаном!.. – Буй залился смехом. Успокоившись, он продолжил: – И этот герой, накинулся на любовника – на пееечь!.. – чуть выговорил охранник и зашелся в приступе хохота.
В начале рассказа Кулл выпучил красные глаза и чаще заморгал, потом начал неуверенно посмеиваться, еще не понимая причин веселья, и только на последнем слове он нарисовал себе всю картину – звонкий смех разлетелся по закоулкам тюрьмы. Из пятой камеры в ответ донесся отчаянный вой.
Отдышавшись, охранники пошли на второй заход гогота и, поглядывая друг на друга, они только больше заходились веселыми приступами смеха.
– Не скули там, кхек! – крикнул в сторону Буй.
Заключенный ответил воем.
– Как ты думаешь, куда его? – шепотом спросил Кулл, впервые убрав улыбку с лица.
– Известно куда – в яму, куда же еще за убийство. Не на каменоломню же, – понизив голос, ответил Буй.
– Дааа, – протянул светловолосый и резко наклонился в сторону.
Взвизгнул кинжал, вылетая из ножен, и блеснув холодным огнем, ударил в угол – по коридорам разнесся глухой треск и скрежет металла о камень.
Кулл вновь улыбался, высунув кончик языка. Буй облегченно выдохнул:
– Фух. Еще один?