Паника, убийство и немного глупости
Шрифт:
Зато несчастных побитых интеллигентов горячо любила Софья Тихоновна – вторая дама, появившаяся в зеркалах прихожей: немолодая, миловидная, с копной прозрачных пепельно-сизых кудряшек, в синем платье с кружевным жабо. Она поздоровалась с Романом, взглянула на Виталия Викторовича и – о, наконец-то! – обеспокоенно всплеснула руками:
– Мой бог, что с вами произошло?!
Испачканный Виталий Викторович потупился, Роман, пропихивая чемодан за шкаф, сказал с какой-то непонятной Мусину злорадностью:
– Вот,
– Пусть моет руки и идет за стол, – сказала крупноносая особа, подарившая гостю минимум внимания.
– Гусь остыл? – ехидно поинтересовался Рома.
– Пересох!
И Виталий Викторович сразу понял: в том, что пересох гусь, виноват тоже он.
Конечно. Чего еще ожидать от поганого вечера? Он тащит за собой неприятности, как перепачканный чемодан…
Софья Тихоновна помогла Мусину избавиться от дубленки, предложила тапочки и сказала, что проводит в ванную умыться. Надежда Прохоровна зычно гаркнула:
– Арнольдыч! Выходи! Ромка приехал!
Проходя по коридору до ванной комнаты, Маргадон столкнулся с невысоким пожилым гос подином в мягком домашнем костюме, с тощим хвостиком из седоватых волос на затылке.
За ухом господина торчала дешевая пластмассовая авторучка.
– Вадим, – сказала Софья Тихоновна, – познакомься с Виталием Викторовичем, он друг нашего Ромы. Виталий Викторович, мой муж Вадим Арнольдович.
Мусин шаркнул тапкой и получил в вялую ладонь пять крепких пальцев, ощущая рукопожатие, далекое от дежурного соприкосновения: муж Софьи Тихоновны оказался неожиданно сильным и крепко дружелюбным.
По центру большого круглого стола в прилично обставленной гостиной стояла тарелка размером с автомобильное колесо. На ней покоился огромный гусь в стадии горячей коричневой переспелости. Вокруг гуся лежал разварной картофель, «подсоленный» укропом, из тушки вылезала наружу гречневая каша с вкраплениями жареного лука и грибов.
Сногсшибательно душистый натюрморт. Мечта гурмана. (Только кашу, по мнению Виталия Викторовича, следовало извлечь и положить отдельно.) Надежда Прохоровна вручила Роме нож, разделочную вилку и, приказав: «Действуй», приготовила, держа на весу, тарелку Вадима Арнольдовича.
Действовал Рома, опять-таки по мнению Виталия Викторовича, трудолюбиво, но неумело. Так как при разделке такого кулинарного волшебства, как фаршированный гусь, надобны не трудолюбие и сила, а мастерство и нежность.
Но, как известно, со своим уставом в чужой монастырь…
Виталий Викторович получил тарелку с ломтем птички, обложенным гарнирными добавками, и неожиданно почувствовал, что аппетит так и не разжегся от дразнящего парка, поднимающегося к ноздрям… Глаза вроде бы облизывали каждую косточку,
– Виталий Викторович, – мило укорила Софья Тихоновна, – ешьте, ешьте, остынет…
Виталий Викторович кивнул, поковырялся вилкой в каше… Надежда Прохоровна, уже смоловшая вставными челюстями внушительную порцию грудки, сыто сетовала Роме:
– Что за день такой? В кои-то веки гуся за пекли! И тут… – огорченно звякнула вилкой о тарелку, – Лешку на происшествие вызвали, Настя на работу вдруг унеслась… Машка твоя позвонила, сказала, работы много – отправьте кусочек с Ромой! – Покосилась на Виталия Викторовича, и тот быстренько отправил в рот кусочек мяса.
Пищевод проявил милосердие, разжался и гуся принял. – Сплошное невезение!
Усердно работающий над тарелкой Рома согласно кивнул:
– У меня тоже… двое ребят с гриппом свалились.
– Так ты же им прививки ставил, – подняла брови Надежда Прохоровна.
– Это не мои. С Ростова, непривитые.
– А-а-а-а…
На глаза Виталия Викторовича навернулись слезы. Как давно он не попадал в дома, где все по-родственному мило, необязательно, где каждый знает о жизни близкого любую мелочь. Надежда Прохоровна слышала о прививках каким-то ребятам, Роман одной фразой разъясняет суть проблемы…
Под гуся подали холодную водочку. Расстроенный Виталий Викторович вначале не обратил на нее никакого внимания – наверное, из страха, что противный пищевод учинит какую-либо гадость, но тут вот, от окончательного и почти слезливого расстройства, храбро тяпнул полную рюмашку, не дожидаясь поддержки хозяев. Передернул плечами, поморгал намокшими ресницами…
– Виталий Викторович, вы бы поели хоть чуть-чуть, – сердечно проговорила сидящая рядом Софья Тихоновна. – Не нравится?
– Нет-нет, спасибо, все замечательно. Кусок в горло не лезет…
– Роман сказал, у вас что-то случилось.
– Да. – Мусин повесил голову. Ему очень хотелось поговорить с кем-то, снять тяжесть с груди, хотелось быть принятым и понятым.
Но он не мог. Не мог вот так, с бухты-барахты начать вываливать свои горести на абсолютно чужих людей, которые всего-то гусем угостили.
– Мы можем вам чем-то помочь? – Мягкая ладонь Софьи Тихоновны легла на стол поблизости от толстых пальчиков Маргадона, отщипывающих от лежащего на тарелочке хлеба кусочки мякиша.
– На Виталия Викторовича сегодня хулиганы напали, – раздался голос Ромы. Он отодвинул от себя дивно пустую тарелку, промокнул губы салфеткой. – Отняли бумажник, загранпаспорт, телефон…
– Какой кошмар, – покачала головой Софья Тихоновна.
– Хотели отобрать чемодан…
– Хотели отобрать документы, – тихонько поправил Маргадон. – Те, которые я в аэропорт вез.