Паника
Шрифт:
Теперь «призрачная» девушка оказалась между друзьями и их преследователями. Лучи фонарей сделались ярче и скрестились на ней, превратив ее фигуру в черный силуэт между такими же черными стволами деревьев.
Рохан увидел, как она подняла руку, вероятно заслоняя глаза.
Еще он услышал изумленные возгласы солдат… и низкое вибрирующее пение! Совсем не похожее на тот прозрачный звук. Казалось, нечто холодное и вязкое вливается прямо в живот Рохана. Молодой человек услышал свистящее шипение. Это Тарарафе с силой
Фонари больше не озаряли девушку. Она что-то произнесла.
Рохан ощутил, как ноги его, помимо воли хозяина, делают шаг вперед.
Пальцы масаи с новой силой вонзились в его кожу, и он едва не вскрикнул от боли. Зато избавился от наваждения и остался на месте.
А вот преследовавшие их солдаты, словно марионетки, сходились к белой девушке.
Их оказалось совсем немного. Шестеро.
Девушка что-то произнесла, и солдаты остановились. Каждый держал в руках оружие, но ни один не собирался сопротивляться.
Девушка, слегка покачиваясь, двигалась между ними. Теперь Рохан очень хорошо видел ее прямую спину, сужающуюся к талии и округло расширяющуюся к бедрам. Он видел, как струятся светлые волосы по ее лопаткам. И как покачиваются при ходьбе круглые ягодицы. Она больше не казалась призраком, но ощущение нереальности оставалось.
Девушка останавливалась около каждого из шестерых, прикасалась к каждому белой гибкой рукой. Длинные стебли травы огибали ее ноги, как будто она шла по колено в воде. Никогда не видел Рохан ничего более прекрасного!
Наконец девушка коснулась последнего из солдат, повернулась и пошла вправо, в глубину леса. И один из солдат двинулся следом, словно привязанный. Остальные остались. Фонари, зажатые в руках солдат, светили вниз, и Рохан не мог разглядеть толком их лица. Но почему-то был уверен: они совершенно спокойны. Вокруг царила почти абсолютная тишина. Словно все живое в лесу было точно так же зачаровано, как эти люди. Даже запахи, даже воздух, которым дышал Рохан, стал другим.
— За ней! — шепнул Тарарафе.
Рохан сделал шаг, другой. Тело плохо повиновалось ему, требовалось усилие, чтобы заставить мышцы сокращаться.
— Погоди немного! — негромко произнес Джибс.
Рохан увидел, как американец наклонился к ноге масаи.
Тарарафе скрипнул зубами. Его ладонь, лежащая на плече молодого человека, стала влажной.
— Чепуха! — бормотал Джибс, ощупывая рану. — Осколок. Чистая…
Быстро соорудив из листьев и тонкой лианы нечто вроде повязки, он похлопал масаи по спине.
— Твоя кровь тебе еще пригодится! — сказал он. — А этих мы не потеряем, пока фонарь того парня горит! Только… Тара! Ты уверен, что нам— туда?
— Да! — прозвучал твердый ответ.
Они двинулись вперед с возможной быстротой, какую допускало ранение масаи. И догнали девушку и ее добычу шагах в двухстах от западного берега. А через несколько минут увидели, как пятнышко света исчезло под землей.
— Пещера! — сказал Тарарафе и опустился на траву.
Они находились на прогалине, с четырех сторон окруженной кустарником. Со стороны океана заросли были пореже, и сквозь них можно было без труда наблюдать за берегом. И за площадкой перед входом в пещеру.
— Ждать! — проговорил Тарарафе.
— Как ты, старина? — спросил Джибс.
— Пока жив! — В темноте блеснули белые зубы масаи.
— И ты, сынок, молодец! — Джибс толкнул Рохана в плечо. — Действительно, молодец! Я — сейчас!
И нырнул в заросли. Рохан услышал негромкий шорох раздвигаемых ветвей — и они остались вдвоем.
Ненадолго. Джибс вернулся минут через пятнадцать и принес три кокосовых ореха.
— Заметил по дороге! — сообщил он, срезая ножом верхушку одного из орехов и протягивая его Тарарафе.
Затем очистил второй орех от кожуры, надрезал и передал Рохану.
Только глотая кокосовое молоко, молодой человек понял, насколько он голоден.
— Тарарафе, — спросил он, когда с едой было покончено. — Кто это был?
— Я не знаю, — ответил масаи.
— А мне показалось… — Молодой человек был уверен, что чернокожий знал, что делает.
— Я не знаю, но думаю: эта — из лесных духов. Мой отец, — добавил он не без гордости, — умел говорить с ними. Он был господином лесных духов! Только… — проговорил он с сомнением, — я не слышал, чтобы лесные духи жили под землей!
— Но ты уже видел таких? — возбужденно спросил Рохан.
Кельтская примесь у него в крови вскипела.
— Видел, — спокойно ответил масаи. — Других. Похожих. Но, — Тарарафе слегка понизил голос, — сипа этой непомерно велика!
— Пожалуй, я принесу еще по ореху! — сказал Джибс, ни к кому не обращаясь. И, не дожидаясь ответа, нырнул в заросли.
— А что могут те, кого ты видел? — возбужденно проговорил Рохан.
— Многое могут, брат. Могут эаманить в чащу. Могут отвести дичь. Или — привести, если ты им по нраву. Могут повелеть тяжелой ветви упасть тебе на голову. Могут внушить любовь к себе или напугать так, что потеряешь память. Духи деревьев, духи вод, духи земли и ветра, они сильны… — Масаи замолк.
— И что же? — нетерпеливо спросил Рохан.
— Но духи предков, дух-покровитель племени защита охотникам. А хорошая жертва умилостивит самых сильных!
— Твой отец приносил жертвы? — спросил Рохан. — Он был — шаман, да?
— Мой отец, — ответил масаи, глядя на луну, — великий колдун!
— Он что, вуду?
— Он — повелитель духов! — отрезал масаи.
Похоже, вопрос обидел его.
Вернулся Джибс. С орехами. Бросил их на землю, посмотрел вниз и вдруг подтолкнул масаи.
— Гляди, — прошептал он.