Панкрат
Шрифт:
Подрывник поморщился так, словно глиста в супе обнаружил.
— Седой и передавал, — ответил он, — Слушай, он что теперь, командир?
— Пошли, — вместо ответа произнес Дикий, вставая. — Рвать надо когти отсюда, а не то через минуту уже поздно будет.
Как оказалось, они и так опоздали. Пуля, тонко пропев в воздухе, шлепнулась в камень с тяжелым глухим звуком. Дикий, ругнувшись, вынужден был опять вжаться в камень.
— Дерьмовые наши дела! — прокричал он прямо в ухо Окороку, пытаясь перекрыть грохот выстрелов, обрушившихся на скалу поверх их укрытия. — Это место у них пристреляно…
— Херня, Дикий… — зло прохрипел подрывник, перезаряжая подствольник. — Станцуем мы и эту тангу, как говорил мой дед.
— Не стреляй! — его напарник перехватил ствол штурмовой винтовки, нацеленный вниз, на селение. — Там же еще наши!
— Кто? — ощерился Окорок. — Этот баран Седой? Тем лучше — авось попадет под пресс.
— А Пика? — поинтересовался Дикий.
— А Пика сам виноват, — парировал подрывник, прицеливаясь. — Не хер было с этим уродом приблудным связываться.
Оружие в его руках дернулось, и грохот выстрела снова раскатился по окрестностям.
Внизу, в селении, полыхнуло яростно и ярко. Видимо, на этот раз граната угодила в грузовик, и в его баке взорвался бензин. Однако невидимый снайпер не стал от этого бить хуже, чем обычно — как только Дикий попробовал встать со своего места, на котором уже успел отлежать все кости, над его головой опять свистнули пули.
На этот раз — три.
Они выбили дробь по почерневшему от дождей и плесени камню, обдав обоих “охотников” осколками и каменной крошкой.
— Что, зимовать теперь тут, что ли? — проворчал Окорок. — Дикий, у тебя еще выстрелы остались?
— Хочешь и дальше ругаться? — спросил его напарник. — За свой счет, пожалуйста, архитектуру уничтожай. Я свои на крайняк приберегу.
— На какой это крайняк? — подозрительно покосился на него подрывник.
— Когда они толпой сюда поднимутся, чтобы нас кончить, — сухо пояснил он.
— А-а… — протянул Окорок.
Было видно, что он над этим не шибко задумывается. Не больше, чем о погоде на завтра.
Вахи заметили его издалека.
— Эй, Рашид, глянь! — крикнул один из боевиков, обращаясь к “командарму”. — Самоубийца, что ли?
Худой юноша в перепачканном грязью камуфляже неторопливо спускался по склону холма, весь какой-то чересчур длинный и нескладный. Его внешность настолько не вязалась с представлениями горцев о настоящем мужчине, и уж тем более о воине, что они не могли смотреть на него без смеха.
Полевой командир Рашид взглянул в указанном направлении из-под козырька левой ладони.
— Пусть идет, — произнес он наконец. — Не стреляйте. Перебежчики нам не помешают.
К нему тут же подбежал один из боевиков.
— Они ушли, командир, —'— лицо чеченца выражало сокрушение по поводу происшедшего. — Не солдаты — шайтаны. Угнали твой джип, понимаешь…
У Рашида дернулась щека.
— Нет, — процедил он сквозь зубы, схватив за шиворот и притянув к себе говорившего, — это ты не понимаешь. Если я не увижу их здесь, перед собой, можешь считать, что твой земной путь закончен.
С этими словами он яростно оттолкнул боевика от себя и зашагал прочь, к входу в подземный бункер, где все это время прятались, выжидая удобного момента, его люди.
— Алыев на связи, — подбежал к нему один из ближайших помощников. — Спустись, командир.
Станция связи была установлена в бункере, хотя антенна и выходила наружу. Поэтому ему пришлось — который уже раз сегодня — спускаться под землю по железной лестнице, замаскированной под крышкой погреба в одном из домов.
Прежде чем шагнуть вниз, он обернулся и еще раз посмотрел в сторону уже входившего в селение паренька с автоматом в руке. Тщедушный, неуклюжий… Как только берут таких в солдаты. Ох уж эти русские ублюдки!
Он стоял перед обступившими его ваххабитами и медленно обводил глазами их круг, считая… Два.., шесть.., девять.., двенадцать. Эх, жаль, нет Рашида!
— Положи оружие, мальчик, — издеваясь, крикнул один из бандитов. — Эй, положи, не то ранишь себя.
Чудик усмехнулся. Робко, так, как и должен на самом деле усмехаться милый застенчивый мальчик, случайно добравшийся до чего-то такого, чем может повредить себе. Он стоял под прицелом двенадцати стволов. Но ни один из окруживших его чеченов не знал, на что он способен. Впрочем, того, что он способен именно на такое, не знали и бывшие его друзья. То есть однополчане — друзей он себе не завел.
Чудик вскинул “ингрем” и, пока до уверенных в себе горцев дошло, что он вовсе не собирается сложить оружие и сдаться, очертил изрыгающим свинец стволом полукруг, захвативший в свою линию около пяти чеченов.
Когда вахи опомнились, четверо из них уже лежали плашмя, а пятый корчился от боли в простреленных ногах. В то же мгновение они принялись нашпиговывать пулями стоявшего перед ними паренька в больших роговых очках.
Чудик упал. И, падая, изо всех своих сил дернул бечеву, продетую через кольца всех четырех осколочных гранат.
Грянул взрыв.
Когда вздрогнул потолок бункера, за воротник Рашиду из щелей между бетонными плитами посыпался мокрый песок.
Джип рвался вверх, выплевывая из-под колес каменную крошку. На горной дороге — не на автобане, и их каждую секунду швыряло в разные стороны и подбрасывало, когда колеса попадали в ямы или выбоины.
Мотор ревел, но выстрелы уже затихли. Внедорожник юркнул за поворот, и боевики потеряли его из виду. К тому же, у них появились какие-то другие проблемы — эхо этих проблем долетело до ушей спецназовцев, и те поняли, что в селении разорвалось что-то помощнее боеприпасов для подствольного гранатомета.