Пансионат «Мирамар»
Шрифт:
— Нет, я сильная, слава аллаху. Ни один мужчина не мог одолеть меня в работе — ни в поле, ни на рынке.
— Однако мужчины не только пашут и торгуют, — заметил, смеясь, Талаба Марзук.
— Я могу делать все, что делают мужчины, если понадобится.
Я искренне поверил ее словам.
— Зухра не новичок, — сказала Марианна. — Она сопровождала отца в поездках.
— Я очень любила его, — сказала с грустью Зухра. — А вот дед мой только
В Талаба-беке опять заговорил дух противоречия.
— Если уж ты можешь быть как мужчина, то почему же тебе пришлось бежать?
— Послушай, Талаба-бек, — пришел я на помощь Зухре, — ты хорошо знаешь, что в деревне сильны обычаи, суровы традиции, там принято безмерно почитать старших. Девушка должна была или выйти замуж за старика и стать его служанкой, или бежать.
Зухра с признательностью посмотрела на меня.
— Пришлось бросить землю, — с сожалением сказала она.
— Теперь будут болтать, что ты сбежала совсем не поэтому, — сказал вдруг Талаба-бек.
Зухра бросила на него гневный взгляд. Лицо ее потемнело. Она выставила вперед два пальца.
— Я выколю глаза каждому, — жестоко сказала она, — кто посмеет болтать чепуху.
— Зухра не понимает шуток! — воскликнула Марианна.
— Он ведь шутит, — сказал я Зухре и повернулся к Талаба-беку: — Где же твой такт, дорогой?
— А, это все чепуха! — ответил он с пренебрежением.
Золотистые глаза, полные румяные щеки, ямочка на подбородке. Она могла бы быть моей внучкой.
— Ты, господин, еще долго пробудешь здесь? — спрашивает Зухра, принося мне в комнату послеобеденный кофе и задерживаясь, чтобы поболтать.
— Я буду постоянно жить здесь.
— А где твоя семья?
— У меня нет никого, кроме тебя, — смеюсь я.
Она отвечает мне чистой, сердечной улыбкой.
У Зухры маленькие руки с загрубевшими пальцами и большие, широкие ступни.
Однажды она сказала мне:
— Талаба Марзук очень тяжелый человек.
— Он знатный человек, — ответил я, — очень несчастный и больной.
— Воображает себя пашой, но время пашей миновало.
Эти слова вызвали в моей памяти картины прошедших лет.
Она помнила даже названия виски, которые покупала много лет назад. Она говорила мне:
— Каждый раз, когда я спрашиваю виски в магазине, все смотрят на меня и улыбаются.
«Да сохранит тебя аллах», — думаю я.
Что это за шум? Голоса как будто знакомые, однако очень возбужденные. Что происходит там, за дверью? Часы пробили пять вечера. Я вылез из постели, надел халат и вышел в холл. Открывая дверь, я заметил, как Талаба скрылся в своей комнате. Зухра сидела в холле хмурая, чуть не плача. Марианна в крайнем смущении стояла возле нее. Что же произошло?
— Зухра подумала что-то нехорошее, Амер-бек, — сказала Марианна, увидев меня.
Зухра всхлипнула:
— Он хотел, чтобы я сделала ему массаж!..
— Ты не поняла, — перебила ее Марианна, — он болен и нуждается в массаже, мы все это знаем. Каждый год он ездит в Европу. Но если ты не хочешь, никто не принуждает тебя…
— Я никогда не слышала об этом, — резко ответила Зухра. — Я вошла в его комнату прибраться и увидела, что он лежит на кровати полуголый!
— Зухра, он старый человек, старше твоего отца. Ты ничего не поняла. Пойди умойся и забудь об этом.
Мы с Марианной сидели на канапе из черного дерева. За окном гудел ветер, оконные стекла дрожали. Тяжелое, гнетущее молчание давило нас.
— Он приставал к ней, я в этом не сомневаюсь, — сказала она.
— Марианна!.. — пробормотал я с укором.
— А ты сомневаешься? — с вызовом спросила она.
— Да он просто забавлялся!
— Но он ведь старик!
— И у стариков есть свои забавы!
Пришел Талаба-бек и уселся рядом с нами как ни в чем не бывало.
— Феллах живет феллахом и умрет феллахом, — сказал он.
— Ну и оставь Зухру в покое, — раздраженно заметил я.
Он возмутился:
— Дикая кошка! Пусть не обманывает тебя ее нарядное платье. Она дикая кошка.
Я сочувствую тебе, Зухра. Я понял сейчас всю глубину твоего одиночества. Пансионат — не подходящее место для тебя. И мадам-опекунша. Она не постесняется при первом же удобном случае продать тебя.
Выпив стакан вина, Талаба Марзук провозгласил:
— Кто может сказать мне, как выразилась мудрость аллаха в его творении?
Марианна обрадовалась возможности переменить тему.
— Хватит богохульствовать, Талаба-бек! — воскликнула она.
— Скажи мне, госпожа моя, почему бог позволил людям распять своего сына? — спросил он, указывая на статую девы Марии.
— Если бы не это, — серьезно ответила мадам, — то нас постигло бы проклятие.
— А разве оно еще не постигло нас? — расхохотался Талаба-бек.