Пантера - ярость и страсть
Шрифт:
Собственно, мне здесь больше делать было нечего. Я уже все узнала, что хотела, тайна писем с угрозами Валерику раскрыта, поэтому можно уходить. Ах да, еще нужно спасти Валерика, но это уже дело техники. Так мне по крайней мере казалось. Накинув халатик, я зарядила ружье, рассовала по карманам патроны и сказала притихшей в углу королеве:
– Теперь скажи своим оглоедам, чтобы вышли во двор. Валерика пусть оставят. И не дай Бог что-то пойдет не так - сразу сделаю тебе больно. Ты любишь боль?
– Пошла ты!
– Неужели любишь? Какая удача! А я люблю ее причинять. Мы с тобой найдем общий язык, подружка.
– Толя-ан!!!
– завопила она не своим голосом, видя, что я приближаюсь к ней.
– Уберите ее от меня! Быстрее, а то она меня прикончит! Она сумасшедшая!!!
– Что случилось?
– закричал в ответ тупорылый Толик.
– Я не понял, кто там кого заломал? Зойка, ты в порядке? Почему не открываешь?
– Придурок! Уходи скорее из бани и выводи всех! Она меня сейчас пришьет, слышишь?!
– Опять?! Ну ты даешь, Зой!
– удивленно откликнулся Толик.
– А что с твоим брательником - пришить или как?
– Господи, больной ты, что ли?!
– простонала она.
– Делай, что говорят!
– Кто больной? Братан твой? Мы что, заразились все?!
– Убира-айтесь!!!
– плаксиво проорала она в изнеможении.
– Все понятно, киска!
– прокричали за дверью.
– Ты только не волнуйся, все будет на м Никуда она от нас не денется...
В окно я видела, как из бани вышли несколько парней с раскрасневшимися физиономиям остановились неподалеку, что-то тихо обсуждали. Страха на их лицах не было, наоборот, они ухмылялись, и это мне не понравилось. Я вернулась предбанник.
– Сколько у тебя псов?
– спросила я у сидящей в углу королевы предместья.
– Девять, - буркнула она.
– А Сашок твой?
– Он в Москве живет, на квартире.
– Смотри, если обманешь.
– Не вру я, правда!
– Она закатила глаз начала заламывать руки. Не сделайся она проституткой, из нее могла бы выйти неплохая актриса провинциального театра.
Открутив проволоку, я открыла засов и тихонько выглянула в коридор. И содрогнулась. Валерик лежал прямо у входа на бетонном полу. Он был голый, все тело покрывали синяки и ссадины, а ягодицы были испачканы кровью. Он не шевелился и, казалось, уже не дышал, но точно рассмотреть я не могла. В меня даже закралось сомнение, стоит ли вообще везти все это в Москву и предъявлять Виктории Романовне. Ведь она не только не заплатит оставшуюся половину гонорара, но и еще потребует с нас компенсацию за причиненный сыну ущерб. С нее станется... Прислонившись спиной к стене, я уставилась нeвидящими глазами перед собой и стала слушать, как колотится сердце. Если бы я могла творить чудеса, первое, что я бы сделала, это выкорчевала и людей жестокость. Уничтожила бы вообще то место в организме, где рождается это страшное чувство.
Зойка испуганно моргала, глядя на меня, боясь шелохнуться, и мне захотелось подвергнуть ее такому же унижению, чтобы она кричала и извивалась от ужаса и боли и никогда уже не смела потом так поступать с другими. Я даже пошла на нее, плотно сжав губы, она закрылась руками, собравшись в комок, и приготовилась к наказанию, как нашкодившая кошка. Я вдруг представила ее маленькой девочкой, непослушной и своенравной, которую лупит мать, а та лишь терпит, сжав зубы и затаив в душе злобу, чтобы потом выместить ее на других, слабых и беззащитных. Может, так и рождается жестокость? Нет, таких бесполезно воспитывать, они из другого теста, их можно лишь отторгнуть от общества, заперев в клетку. Мне стало противно смотреть на эту мелкую подленькую тварь, на это чудовище, поселившееся в красивом теле, явно украденном у кого-то, более достойного. Акира говорил, что злые духи намеренно стараются вселиться именно в красивые тела, чтобы получить побольше наслаждений, ради которых, собственно, они и стремятся проникнуть в человеческую жизнь. Они убивают душу, уже готовую вселиться в новое тело, и занимают ее место. А потом все только диву даются, в кого пошел такой несносный ребенок...
Набрав полную грудь воздуха, я резко выдохнула, и сознание сразу прояснилось. Мной вдруг овладело какое-то нездоровое спокойствие.
– Поднимайся, - сухо бросила я.
– Крикни своим, чтобы подогнали к дверям машину, открыли ворота, а сами убирались в дом. Объясни, что это для твоей же безопасности. И не нервируй меня.
– Ты меня... не убьешь?
– всхлипнула она в страхе.
– Пока не знаю. Вставай.
Я подвела ее к двери, приставив ружье к ее голове так, чтобы это видели бандиты, и ткнула в бок:
– Говори.
– Мальчики, слушайте меня!
– истерично закричала она.
– Не дергайтесь и делайте, что скажу, ясно?
Гоша, уже одетый в спортивный костюм, выступил вперед, вращая растерянными глазами, и пробасил:
– Зойка, ты как, в порядке?
– А ты что, болван, не видишь?! У меня дуло к голове приставлено!
– Да нет, я так, - стушевался тот, побледнев.
– Мы все сделаем, только скажи. Хочешь, мы ее на части разорвем, суку?
– Заткнись, идиот! Подгоните сюда мой "мерс" и откройте ворота! А сами ступайте в дом и не высовывайтесь, ради Бога, а то мне конец!
– Все будет на мази, сестренка!
– засуетился Гоша.
– Братва, слышали приказ? Давайте, гоните сюда тачку...
Больше всех из этой их своры мне не нравился жирный Толик. Он почему-то молчал, словно что-то обдумывал, а если бандит начинает думать, ничего хорошего не жди, потому что у них у всех мозги наперекосяк.
Машину поставили прямо у дверей баньки и даже услужливо распахнули дверцы. Ворота открыли и, бросая в нашу сторону злобные взгляды и кривя свои дебильные морды, поднялись по крыльцу и сгрудились на веранде.
– Скажи, пусть зайдут в дом; - попросила я Зойку.
– Спрячьтесь в дом, скоты!!!
– заорала она. Те послушно скрылись. Пока они заходили, я еще раз их пересчитала, чтобы убедиться, что их девять, а не семь или восемь и что потом никто не выскочит из-за угла и не всадит мне нож или пулю в спину. Наступил самый ответственный момент. Втащив Зойку в коридор, я навела на нее ружье и взвела курки. Потом нагнулась, пощупала у Валерика пульс. Тот слабо, но бился.
– Тащи своего братика в машину. И побыстрее, - сказала я, отступив.
Она тут же схватила измочаленное тело за ноги и потащила лицом по полу к выходу, словно заколотого поросенка. Тот не издал ни звука и даже не дернулся, видимо, был без сознания.
– Да возьми его по-человечески, - вздохнула я.
– Он же твой брат, в конце концов.
– Да, да, конечно, - засуетилась та, - только ты не нервничай!
Бросив ноги, она кинулась поднимать тело со стороны головы, ухватив под мышки. С большим трудом доперев его до машины, кое-как запихала на заднее сиденье так, что голова оказалась на полу, а ноги сверху. Но Валерик и на это не отреагировал. Зойка вытянулась по стойке "смирно" у машины и вопросительно уставилась на меня. Похоже, чтобы спасти свою никчемную жизнь, она была готова на что угодно. Почему, интересно, больше всех боятся смерти те, кому вовсе, на мой взгляд, не следует жить? Вот она стоит передо мной, красивое обнаженное ничтожество, и прикажи я ей сейчас вылизать весь двор языком, она с готовностью это сделает, только бы не умереть. Однако других лишает жизни с невероятной легкостью...