Папа на сезон
Шрифт:
— Это на тебя так семья плохо влияет, – ответственно кивает Темыч, стараясь сохранить серьезный вид. – Жена, ребенок, все дела. Так и импотентом стать можно. Слушай, Третьяков, сознайся, ты эту свою жену уже поимел?
— Нет, – кидаю хмурый взгляд. – И не собираюсь. Не стоит смешивать работу и личную жизнь. Потом неприятностей не оберешься. Не для того я все это затеваю, чтобы запороть из-за обид обиженной женщины.
— Это да, но как удержаться… Она такая миленькая, знаешь, лицо, как у скромницы девственницы, непорочное.
— Вот это ты загнул, – усмехаюсь, качая головой. Хотя вынужден признать, что-то в его словах есть. – Только у этой непорочной девственницы ребенок, так что внешность обманчива.
— Слушай, когда ты закончишь свою кампанию, позволь, я ее завалю, а?
Я чувствую странную злость, сам не зная, почему. Какое мне вообще дело до того, что будет после того, как мы с Настей разойдемся? Никакого. Да и Темыч никого принуждать не будет, сама захочет пойти с ним, он мастак производить впечатление и разводить девчонок. Я невольно представляю Настю с другом, и сам морщусь от этой мысли.
— Делай, что хочешь, – бросаю раздраженно.
Наконец появляется официантка, спасительная порция виски приводит меня в более-менее расслабленное состояние, Темыч больше не заводит разговоров о моем брачном недоразумении, так что вечер проходит спокойно. Потом он удаляется с очередной девицей, а я еду домой на такси, потому что перебрал.
Звонок ввинчивается прямо в висок, раздражает, заставляя открыть глаза. Десять утра, кого это принесло в такую рань?
Потерев лицо руками, иду в сторону двери, морщась от головной боли. Сколько же я вчера уговорил?
Открыв дверь, вижу на пороге маму и сразу понимаю: ничего хорошего от ее визита ждать не приходится.
— Она здесь? – задает вопрос, отодвигая и проходя в квартиру.
Пока я закрываю дверь и медленно иду в сторону кухни, мама успевает обследовать все комнаты.
— Она на квартире? – снова задает вопрос, замерев в середине гостиной и глядя, как я пью воду. Отставив стакан, интересуюсь:
— Кто?
— Эта твоя девица, с которой у тебя серьезные отношения, – с трудом сдерживаясь, произносит мама.
Я недоуменно чешу лоб, а потом доходит: Касторин пустил слух. И тут же думаю, ничего себе слух, если мать прибежала ко мне с утра пораньше.
— Мам, давай не будем пороть горячку, – говорю ей, упирая руки в барную стойку, отделяющую кухню от гостиной.
— Издеваешься? – вздергивает она брови. – Почему о личной жизни своего сына я узнаю не от него, а из какого-то городского паблика? Или я не права? – она вдруг сбавляет обороты. – Ты вообще в курсе, что вокруг тебя раздули слухи?
— Какие слухи?
— Что ты снял квартиру невнятной девице с ребенком и ночуешь у нее который день! Демьян, я найду этих ухарей, и ты сотрешь их в порошок. Как они смеют пускать о тебе такие сплетни?
— Это не сплетни, мам, – отвечаю, мысленно готовясь к новой атаке.
Но на удивление, ее не следует. Мать растерянно хлопает глазами, а потом почти падает на диван.
— Что значит не сплетни?
— То и значит. Я снял квартиру и ночую у нее.
— Да ты с ума сошел? – на этом ее словарный запас истекает, она просто тупо смотрит, как я обхожу стойку и присаживаюсь рядом.
Кажется, придется рассказать ей правду, а то еще сердечный приступ схватит. Или позвонит брату, слезно умоляя приехать и спасти меня, потому что я спятил. Мирон, кстати, обещался наведаться, только застрял где-то в пути. Но судя по всему, ему и там неплохо. Что не удивляет, он мамины закидоны всегда плохо переносил.
Вздохнув, произношу:
— Сваришь кофе, мам? Я пока душ приму.
Она только кивает в ответ, по-прежнему не находя слов. Принимаю контрастный душ, думая о том, как лучше поступить. Для успокоения матери, да и своего личного тоже, стоило бы сказать правду, а иначе она Настю сожрет живьем. Но с другой стороны, где гарантия, что она не сболтнёт по секрету какой-нибудь подружке? Я в Насте-то не уверен до конца, а она договор подписала, между прочим. Но женщины такой народ…
В итоге я решаюсь промолчать об истинном положении дел. Точнее, промолчать для начала, посмотреть, как она отреагирует на ситуацию, и там уж судить.
Когда выхожу из ванной, мать сидит за стойкой, подперев щеку рукой. Лицо крайне обеспокоенное, я качаю головой.
— Мам, – говорю, садясь напротив и притягивая чашку с кофе, – не раздувай трагедию. В конце концов, может же твой сын влюбиться.
Она вздергивает брови с таким видом, как будто я сказал полнейшую глупость, трет виски, а потом устало спрашивает:
— Узнать хотя бы можно, кто она?
— Можно. Зовут Настя, обычная девчонка не из богатой и именитой семьи…
— Еще и с ребенком, – вставляет мама.
— Да, – киваю, помедлив, добавляю. – Ребенок мой.
Она по инерции кивает, а потом застывает настолько, что лицо начинает напоминать маску. Несколько секунд пребывает в этом состоянии и спрашивает:
— Что значит, твой?
— То и значит. Уж должна понимать, мам, как дети делаются.
— Ты считаешь, это смешно? Демьян, ты вообще сам себя слышишь? Еще пару дней назад ты был свободен, я строила планы на твое будущее с Эльзой, а теперь у тебя какая-то оборванка, да еще и с твоим ребенком. Боюсь спросить, когда ты успел ей его заделать?
Я бы и сам хотел знать. Хмыкаю от этой мысли, а потом выдаю бред о романтической встрече несколько лет назад, о том, как я не мог ее забыть, как искал и не нашел. И вот мы случайно встретились.
В ресторане, когда она облила вином платье твоей любимой Эльзы. Но это я добавляю мысленно, поняв, что пока рано вскрывать такие подробности. А может, мать и не вспомнит ее, как знать? Скорее всего, не вспомнит, что ей какие-то официантки?
Смотрю на нее, ожидая ответа, она снова провалилась в состояние прострации, и если честно, со стороны это забавно наблюдать. Ну то есть зная, что ничего этого нет, все выдумки рекламщиков.