Папочка ушел на охоту
Шрифт:
— Мама, взгляни на фотографии музея, каким он был до взрыва. Мебель стоила целое состояние. Они называют эту комнату Залом Фонтенбло. Настоящее Фонтенбло, где спала Мария-Антуанетта перед французской революцией.
Мать Хосе, Кармен, отвернулась от плиты и заглянула через плечо сына:
— Слишком шикарно. Очень трудно поддерживать такую мебель в чистоте. Кто такая Мария-Антер…
— Антуанетта. Она была французской королевой.
— Хорошо для нее. Студенческий кредит в сто тысяч долларов — и ты собираешь мусор, который еще недавно
Хосе вздохнул, услышав знакомый рефрен. Он знал, что было бы разумнее получить степень в экономике, но в его ДНК имелось нечто заставлявшее думать о древней истории.
«И все равно я рад, что изучал историю, — подумал он. — Жаль только, что взял столько кредитов. Но когда-нибудь я начну преподавать». Он уже посещал по выходным Городской колледж [20], чтобы получить степень магистра, дающую право преподавать испанский. Он знал, что сумеет его закончить. А студенческие займы — что ж, это факт жизни. И он их выплатит, люди ведь рассчитываются за покупку дома или автомобиля.
Проблема заключалась в том, что у него не было ни дома, ни машины.
По какой-то причине всю среду, пока Хосе копал и таскал обломки на развалинах Комплекса Коннелли, его притягивал провал. В древние времена новые города строили на руинах старых поселений, уничтоженных пожарами, сражениями или наводнениями.
Летом после первого и последнего курса в колледже он автостопом проехал через Средний Восток и Грецию. Когда Хосе было двенадцать, он прочел книгу про Дамаск и теперь вспомнил, какое волнение испытал, когда наконец туда добрался. В тот момент он прошептал первые слова той книги: «Дамаск, Дамаск, старейший город в мире, город на городе…»
А потом, на следующий год, когда Фернандес оказался в Афинах, он узнал, что даже после всех археологических раскопок, которые здесь велись, во время подготовки к Олимпиаде в городе стали расширять улицы и обнаружили еще один слой поселений, оставшихся с древнейших времен.
«Должно быть, я что-то теряю, — думал Хосе, очищая, поднимая и таская обломки в своей части комплекса. — Я сравниваю провал на парковке в Лонг-Айленд-сити с такими местами, как Дамаск и Афины».
Однако в пять часов, когда уставшие люди с радостью закончили рабочий день, Фернандес больше не мог сопротивляться невероятному притяжению провала и направился к нему. Уже почти стемнело, но он захватил фонарь из грузовика и зашагал к концу парковки.
Сзади раздался голос Сола:
— Ты собираешься идти домой пешком, Хосе?
Фернандес улыбнулся. Сол был отличным парнем.
— Просто хочу быстренько туда заглянуть. — И он указал в сторону провала.
— Ну, тогда поспеши, если хочешь уехать вместе со мной.
— Ладно.
Перейдя на легкий бег, парень преодолел оставшееся расстояние за несколько секунд. Как и Джек Уорт несколькими часами раньше, он перешагнул через желтую ленту, стараясь не переносить вес тела вперед, включил фонарь и направил
В первую очередь он увидел вовсе не медальон на потускневшей цепочке. Даже сквозь грязь он сумел прочитать гравировку на нем.
Трейси.
Длинные пряди волос, все еще прикрепленные к черепу, заставили его остолбенеть. Хосе не мог пошевелиться или кого-нибудь позвать. Неожиданные воспоминания с урока биологии в старших классах внезапно всколыхнулись в его сознании.
«Даже после смерти волосы и ногти продолжают расти», — говорил учитель.
Глава 62
Как обычно, Пегги Хотчкис посетила утреннюю восьмичасовую службу в церкви Святой Риты, куда ходили жители Стейтен-Айленда. И хотя она всю ночь не сомкнула глаз, ей и в голову не пришло отказаться от привычки, которой она следовала в течение сорока лет. Ежедневная месса стала важной частью ее жизни, и святая Рита, защитница утративших надежду и самых безнадежных грешников, была ее любимой святой. Но сегодня утром ее молитва звучала еще более ревностно:
— Пожалуйста, позволь им его найти. Я умоляю тебя. Позволь им его найти. Я знаю, что он нуждается во мне.
«Пожарные инспекторы были так добры, — думала женщина. — Когда они пришли ко мне в дом, то старались вести себя очень осторожно и сказали, что бездомный мог просто найти или даже украсть фотографию».
— Нет, — заверила их Пегги. — Я готова поставить свою жизнь на то, что Клайд хранил снимок. Я видела по телевизору, что случилось в Комплексе Коннелли. Вполне допускаю, что Клайд спал в фургоне во время взрыва. Конечно, он бросился бежать и не успел захватить с собой фотографию.
Она видела скептицизм на лицах инспекторов, но они вели себя очень вежливо. Миссис Хотчкис понимала, что они не хотели ее огорчать и высказывать предположение, что этим бездомным мог быть Клайд, но она пришла к ним на помощь.
— Я хочу его найти, — сказала Пегги инспекторам. — Сын хочет его найти. Мы его не стыдимся. Он отправился во Вьетнам и был горд служить своей родине. Он там не погиб, но из-за того, что с ним произошло, Клайд потерял остальную жизнь, которой мог бы наслаждаться.
Церковь Святой Риты находилась всего в пяти кварталах от ее дома, и если погода была приличной, Пегги проходила это расстояние пешком. Без четверти девять она уже сворачивала на свою улицу, когда на ее мобильный телефон позвонил пожарный инспектор Фрэнк Рамси.
— Миссис Хотчкис, — начал он, — только что в госпиталь Беллвью на Манхэттене привезли бездомного мужчину. В приемном покое его узнали. Его выписали только вчера. Он сказал, что его зовут Клайд Хастингс. Возможно, это ваш муж.
Пегги старалась говорить спокойно:
— Я немедленно приеду и позвоню сыну. Я знаю, что Беллвью находится где-то возле Двадцать третьей улицы, правильно?
— А где вы сейчас, миссис Хотчкис? — спросил Рамси.
— Я в одном квартале от своего дома.