Папочка ушел на охоту
Шрифт:
— Если только бездомный не видел то, что можно будет использовать против нее. — Ханна сделала глоток кофе и взяла сэндвич.
— Я тебя знаю — ты съешь половину, а другую оставишь на тарелке, — спокойно заметила Джесси.
— Ты права. Что я еще могу сказать? Он огромный. А у тебя, наверное, тренировка в пять часов. Тебе нужно доесть свой сэндвич.
— Тренировка в шесть, — уточнила Джессика. — Ханна, у меня такое чувство, что тебя беспокоит возможное участие Кейт в организации взрыва. Я права?
Она наблюдала за подругой, пока та формулировала ответ.
«Она
— Ладно, позволь мне рассказать, что произошло. В среду днем, когда отец находился наедине с Кейт, она что-то ему сказала. Я в тот момент вошла в палату, но видела выражение его лица. Он выглядел испуганным. Именно так — испуганным. Когда я потребовала, чтобы он мне все рассказал, отец заявил, что Кейт сожалеет о пожаре.
— Она сожалеет о… — медленно повторила Джесси.
— Ты можешь себе представить, что я подумала? Однако через несколько дней отец сказал, что он был в шоке и неправильно истолковал слова Кейт. Он заявил, что Кейт сожалела в том смысле, что она очень любила комплекс.
— Ты же понимаешь, что это совершенно разные вещи, — резко сказала Джесси. — И к какой версии склоняешься ты?
— Я не могу поверить, что моя сестра — поджигатель.
— Я тоже, — с чувством проговорила Карлсон. — Но я должна тебе рассказать, что Дуг мне звонил. Он намерен разработать сценарий, согласно которому Гас специально заманил Кейт в комплекс. Вот как он объясняет ее звонок Гасу: она всегда была с ним в дружеских отношениях и позвонила, чтобы поболтать. Далее Дуг излагает дело так: Гас так сильно ненавидел Коннелли за свою вынужденную отставку, что решил отомстить. Он вынудил Кейт встретиться с ним в то самое время, когда должен был произойти взрыв. Однако что-то пошло не так. Гас погиб, а Кейт получила серьезные ранения.
Джесси расправилась с половиной своего сэндвича и занялась второй.
— Обиженный работник взрывает комплекс. Дочь владельца — невинно пострадавшая жертва, страховка выплачивается без промедления. Теперь ты видишь всю картину?
— А если Кейт придет в себя — точнее, когда Кейт придет в себя — и начнет излагать совсем другую версию истории? — тихо спросила Ханна.
— Я не знаю.
Джесси не хотела говорить Ханне, что она почувствовала отчаяние Дугласа Коннелли. Однако она понимала, что он в любом случае может получить большую сумму за землю. Тем не менее Коннелли рассчитывал на миллионы по страховке. «И я бы не хотела оказаться на его пути», — подумала она.
Глава 64
Лотти Шмидт видела, что Гретхен звонит ей с мобильного телефона. Была среда, около часа дня, из чего следовало, что Гретхен отменила встречу с клиентом.
«Наверное, после того как она вернулась в Миннесоту, в свой замечательный дом, до нее наконец дошло, что пожарные инспекторы так заинтересовались им, потому что хотели знать, откуда у Гретхен появились деньги на его покупку», — подумала Лотти.
Женщина сложила руки на коленях. Она сидела за столом в маленькой гостиной и просматривала альбомы с фотографиями, когда зазвонил
«Мама, я знаю, что в это время ты всегда дома, так почему же ты не берешь трубку? Мама, неужели папа сделал что-то нехорошее, чтобы найти деньги для покупки моего дома? И если да, то почему ты ничего мне не рассказала? Тогда бы я не стала показывать фотографии пожарным инспекторам, или полицейским, или кому-нибудь другому. Почему ты мне прямо не сказала, мама? Мама, в моей жизни многое пошло не так. Ты и папа были такими строгими. Никогда не позволяли мне развлекаться. Всегда говорили, что я должна больше заниматься и что мои отметки недостаточно хороши. Я вышла за Джеффа, чтобы покинуть ваш дом, и моя жизнь превратилась в кошмар. Я всегда ему потакала, как это делала ты с папой. И…»
Тридцать секунд, отведенные на запись сообщения, закончились.
«Слава богу, — подумала Лотти и пожала плечами. — Что я могу сделать? Стоило купить ей дом, и мы стали святыми. А теперь из-за того, что Гретхен не умеет держать язык за зубами, она может потерять дом — а виновата во всем я!»
Она посмотрела на альбом с фотографиями. Им с Гасом было по двадцать, когда священник их поженил во дворе дома ее матери в Баден-Бадене, в Германии. На ней были белая блузка и юбка, Гас взял напрокат синий костюм. На следующий день они уехали из Германии в Америку.
«Я улыбалась, — думала Лотти. — Я чувствовала себя счастливой. А Гас выглядел испуганным, но тоже счастливым. Я знала, какой он непреклонный и упрямый, но это не имело значения. И сейчас не имеет. Он любил меня и заботился обо мне. Гас был очень гордым человеком. Когда мы переехали сюда, в Литтл-Нек, и наши друзья охотно покупали новую мебель и хвастались ею, я сказала ему: «Гас, не делай такое лицо. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты считаешь, что они заплатили слишком много, что это дешевка. Но не мешай им получать удовольствие».
Их собственную мебель Гас сделал сам, в гараже. За все годы они лишь дважды меняли обивку.
Звякнул звонок. Лотти настолько погрузилась в воспоминания, что не заметила, как прошло время. Было уже три тридцать, и Питер Кэллоу, молодой адвокат, который вырос на глазах Лотти в соседнем доме, пришел поговорить с ней.
Она позвонила ему после визита пожарных инспекторов в понедельник.
Миссис Шмидт знала, что ей придется нелегко. Мысль о том, что она отдает себя в руки человека, которого знала ребенком и который не раз бил ей окна, играя в футбол, смущала.
Она встала, опираясь о стол, чтобы облегчить нагрузку на колени, подошла к двери и распахнула ее. Уверенный в себе адвокат в дорогом пальто, деловом костюме и галстуке улыбнулся теплой улыбкой восьмилетнего мальчишки, ужасно благодарного ей за то, что она сказала тогда: «Я знаю, ты не хотел разбить мое окно».
Лотти повесила его пальто в шкаф, и они прошли в гостиную. Вдова заверила Питера, что после смерти Гаса у нее все в порядке и что она справляется со своими проблемами. После того как он отказался от кофе, чая и даже воды, они сели за стол.