Парабеллум. СССР, XXII век. Война в космосе (сборник)
Шрифт:
Время шло, и от пламенных призывов члены ячейки перешли к скрупулезному планированию. Слабым звеном переворота была «подкова» – орбитальная станция управления порталом межпространственного перехода «Ленинец». Тоннель, связывающий советский Марс с Москвой, с ее армадами десантных шлюпов, мощью усиленных дредноутов, с ее ресурсами людскими и техническими, не оставлял мопровцам ни единого шанса на успех.
Андрей был сторонником победы малой ценой: пыльная планета и так была обильно полита потом и кровью первых колонистов, а потому вызвался разработать план захвата «подковы». Четырнадцать лет он карабкался вверх по карьерной лестнице, зарабатывая новые уровни доступа. Но чем больше информации получал, тем явственней понимал – орбитальная станция неприступна. При малейшей угрозе нападения извне вокруг нее образовывался электромагнитный щит, выжигающий любую электронику. Обездвиженные суда тут же брались на прицел автоматическими гаубицами скорострельностью в полсотни выстрелов. Но самое главное – едва пространственные сканеры получали отрицательный отзыв от приближающихся объектов, станция переходила на осадный режим. Червоточина блокировалась, люки задраивались, включалась аварийная автоматика. Даже через сотню лет, не имея ни единой живой души на борту, «подкова» держала бы оборону.
Лучшим подарком на тридцать восьмой день рождения Андрей считал коды доступа к узлу управления орбитальной станции. Только получив звание капитана, он выяснил, что осадный протокол можно отключить вручную, введя девятьсот шестьдесят цифр в вычислительную машину на мостике «подковы». Вот только попасть на него извне не представлялось возможным. Весь персонал станции присылался с Земли и уж точно был не раз перепроверен на преданность партии псевдобольшевиков.
Пока соратники по борьбе искали лояльно настроенного землянина, присматривались и идейно обрабатывали кандидатов, Андрей мучительно думал над безумной теорией космического абордажа. Раскладывал и так и эдак инженерные схемы и даже копии стройгенпланов станции. Шерстил каталоги прогрессивного и антикварного оборудования, ища возможность обмануть электромагнитные импульсы. Мысль об абордаже в космосе стала для Андрея навязчивой, не давала заснуть долгие месяцы. И в одну из таких бессонных ночей последний кусочек мозаики лег на свое место.
Так родилась операция «Коготь».
Вымучившись и изведясь, Андрей наконец-то спокойно заснул. А следующей ночью за ним приехали коллеги и отвезли на работу. Но не в кабинет на втором этаже, а в подвальную камеру СИЗО.
Давать показания он начал на третьем допросе. Перед ним грохнули о стол папкой, полной протоколов бесед с остальными членами Нового Коминтерна, и Андрей решил не отпираться. Об операции «Коготь» бывшие коллеги капитана Околышева в общих чертах уже знали. Андрей четко осознавал – десять лет рудников, если говорить на арго спецконтингента, ему «корячилось» смело. Но, когда появились чистосердечные признания какого-то лейтенанта из Кремлевского Караула, Андрей понял – шахтами не отделаться. Неизвестный ему офицер с Земли каялся и раскрывал отчаянные планы мопровцев по похищению тела Первого Вождя из мавзолея и переброске его на Марс, в секретную усыпальницу около Ленинограда. Отпустить такой грех могла только праведная народная пуля от расстрельной команды.
Под этим бредом Околышев подписываться не стал. Следствие затянулось. Дознаватели начали торопиться и поторапливать, чтобы успеть к уже назначенному на конец месяца трибуналу.
– Всё, что мы хотели, – в очередной раз ворочал подзажившими губами Андрей, – это взять контроль над орбитальной станцией управления порталом межпространственного перехода, закрыть червоточину и требовать от Москвы автономии Марсианской республики. Ни о каком разграблении мавзолея не было и речи!
– Вы организовывали бунт! – зло начал следователь, но взял себя в руки. – Но я не об этом хотел поговорить сегодня, Андрей Петрович.
Андрей удивленно посмотрел на дознавателя. Тот молчал, уставившись куда-то в сторону.
– Три часа назад, – медленно начал он, – база Гагаринских соколов была уничтожена Вторым Венерианским корпусом генерала Ремпеля.
Андрей судорожно сглотнул.
– По данным Одиннадцатого бюро китайской разведки, – продолжал следователь, – арийцы для переброски войск воспользовались порталом Демократии Атлантис. В районе горы Олимп уже сейчас зафиксированы штурмовая дивизионная группа «Герман Геринг», национал-социалистический летный корпус «Валькирия» и первый танковый батальон СС «Новая Швабия». Десантирование продолжается. Бои ведутся у Аскрийской горы, на побережье моря Маринера. Дивизией «Молот Тора» взят Ворошиловск.
– Как взят?! – вырвалось у Андрея. – А где наш краснознаменный флот?
– Одновременно с атакой на базу у горы Арсия двумя эскадрильями Люфтваффе совершено нападение на орбитальную станцию «Ленинец». Атака отбита, но станция перешла на осадный режим. Ни с нами, ни с Москвой «Ленинец» на связь не выходит. Скорее всего, Третий рейх применил оружие нового типа. Возможно, выживших нет, – подытожил следователь. Его глаза, как дула двустволки, прицелились в лицо Андрея. – Вам, гражданин Околышев, представляется редкий случай искупить свою вину перед Родиной.
– У ньян, – сказала механическая китаянка.
– Пять, – эхом откликнулся кто-то внутри Володи.
Товарищ батальонный комиссар закончил свою работу. Он сидел теперь, облокотившись о стену, и пристально смотрел на Вову мутными от боли и наркотика глазами. Руки его прижимали к раскуроченному животу металлический цилиндр размером с литровый термос, какой Вова брал в забой. Блестящая поверхность бомбы была густо заляпана кровавыми отпечатками пальцев комиссара.
Капитан Околышев с трудом поднял левую руку, уцепившись до белизны пальцами левой в кольцо детонатора.
«Иди», – показал комиссар.
Вова почувствовал, что кровь перестала колотиться в виски, а откуда-то из глубины, от желудка, начинает медленно карабкаться наружу страх. Затравленным взглядом Володя уставился на красные иероглифы.
– У ньян, – повторила женщина из невидимых динамиков.
Комиссар сдавленно зарычал.
– Иди, – повторила ладонь Околышева, указывая на запертую дверь шлюза.
Володя протяжно втянул носом воздух, пытаясь на время задержать поднимающийся страх. Челюсти рефлекторно сжались. Скулы свело.
Деревянной рукой он козырнул командиру, развернулся и нажал кнопку дверного замка. Шагнул через порог и, не оборачиваясь, двинулся по гофре перехода к люку струнного лифта.
На новом месте спать давали еще меньше. Утро начиналось с пятикилометрового марш-броска до аэродрома, где Вову и еще пятерых бойцов, таких же щуплых и низкорослых, обучали искусству правильно складывать и вовремя открывать парашют.
Давешний особист, Андрей Петрович, уже в нашивках капитана внутренних войск, не спускал с шестерки курсантов глаз. Щурился, цокал и качал головой, когда кто-то из них ошибался, не важно в чем: в очередности движений при закладке термальной взрывчатки или в названии рычагов управления магнитным тельфером.
С аэродрома они бежали обратно, принимали душ и обедали. Остаток дня курсанты проводили на классных занятиях. Сказать по чести, учитель из капитана Околышева был так себе. Он просто раз за разом повторял одно и то же, разговаривая с Володей и остальными бойцами, будто со слабоумными.
– Итак, этап первый, – заводил он снова-здорово, – высадка и проникновение. Что начинается после десантирования? – тыкал он пальцем в кого-нибудь из курсантов.
– Радиомолчание, – заученно отвечал тот.