Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме"
Шрифт:
Размышляя о пляске святого Витта, Гогенгейм не сводит проблему исключительно к безумию на почве веры. В «Толковании десяти заповедей» (PS, 310) и в предисловии к книге «О невидимых болезнях» он называет одним из видов этого заболевания психологию военной агрессивности. Здесь мы находим тезис, значение которого было до конца осознано только в XX столетии, в эпоху всеобщей мобилизации масс. «В жизни ты легко найдешь человека, который по праву может сказать, что весь мир лежит у его ног и прислушивается к каждому его слову. Знай, что речь обладает свойствами магнита и своей силой притягивает к себе людей. Ты можешь также найти человека, который охвачен желанием воевать и силой своей личности ведет за собой людей. Его справедливо можно назвать магнитом для воинов. Все эти магниты видимы, осязаемы и имеют человеческий облик!» (IX, 356). Этот пассаж Гогенгейма звучит более чем актуально. Ханс Магнус Энценсбергер придерживается того же мнения в своих
Исторические истоки пляски святого Витта прослеживаются в рассказе, имеющем античное происхождение. Некая женщина по имени Трофея обладала тяжелым нравом и ворчливым характером. Она постоянно ссорилась со своим мужем и отказывалась выполнять его просьбы, симулируя плохое самочувствие. Однажды она придумала себе болезнь, которая казалась ей наиболее подходящей. Трофея сказала мужу, что испытывает настоящую страсть к танцам и не может без них жить. Описывая свое состояние, она получала особое удовольствие оттого, что знала, как ее муж ненавидит танцы. И сказав это, «она стала дергаться, подпрыгивать, кричать, дурачиться и совершать другие действия, вызывавшие гнев у мужа. После окончания танца она упала на пол и спустя какое-то время уснула» (IX, 278).
В этом рассказе важен процесс материализации воображаемой болезни. Сам Гогенгейм описывает эту историю в качестве наглядного примера губительного воздействия болезненной веры. По его мнению, такой путь развития свойственен не только пляске святого Витта, но и многим другим болезням, которые часто оборачиваются массовым безумием и приобретают подчас уродливые формы. В этой связи вспоминается массовая паника, вызванная известием о начале эпидемии чумы (IX, 279). В этих и других подобных случаях разумная деятельность людей словно бы застывала. Охваченные паникой, несчастные накладывали на себя воображаемые путы, в которых они трепыхались, не в силах сойти с места (IX, 280). Патологическое воздействие коллективного психоза анабаптистов, выражавшегося, помимо прочего, в безумном поведении, проявлялось в отсутствии у них естественного страха смерти. Гогенгейм сравнивал эту черту анабаптистов с состоянием человека, достигшего подлинной святости, который трепещет перед смертью и с тяжелым сердцем расстается с жизнью. Настоящий святой не станет прыгать в огонь и танцевать среди бушующего пламени (IX, 282). Гогенгейм приводит еще один богословский аргумент, подтверждающий безумие анабаптистских мучеников. Он говорит о том, что они стремятся совершать чудеса, которые находятся в компетенции Бога (IX, 281). Гогенгейм обличает их бессилие, прибегая к образу горы, которая, будучи ввергнута в море, не может вернуться на свое место (IX, 282).
Одна из глубинных причин массового психоза, сопровождающегося пляской святого Витта и другими заболеваниями, находится «в завистливом сердце, которое неспособно к подлинной любви» (IX, 280). Озлобленность, элементарная зависть, разочарование в жизни составляют, таким образом, базовую структуру для развития массового безумия, поскольку, по мнению Гогенгейма, «мечты завистливого человека становятся явью» (I, 233). Эту формулировку мы находим в «Volumen Paramirum», его основополагающей работе о причинах болезней. Мы не знаем, основан ли вывод Гогенгейма о болезнетворном действии зависти на его наблюдениях за анабаптистами, или он связан с каким-то другим опытом врача. Гораздо более важно то, что психологическая модель Парацельса позже была взята на вооружение Фридрихом Ницше, Максом Шелером и Гельмутом Шоком и в результате стала центром современной социологической мысли. [227] Современными психиатрами доказано, что зависть высвобождает огромный потенциал агрессии, и в психологическом отношении положение Гогенгейма о зависти как неотъемлемой составляющей пляски святого Витта трудно опровергнуть.
Говоря о развитии психических заболеваний на почве злоупотребления верой, Гогенгейм был первым врачом, который с медицинской точки зрения оценил патологию видений из потустороннего мира. Эта проблематика интересует многих ученых вплоть до сегодняшнего дня. Мы спутали бы психиатра реформационного столетия с деятелем европейского Просвещения, если бы стали утверждать, что он отрицал реальность видений, явлений святых и другие манифестации духовного мира. Его отношение к этой проблеме ярко иллюстрирует следующее высказывание: «Одно можно признать, десять отвергнуть. Одно истинно, десять остальных ложны» (IX, 284). Вера, вызывающая к жизни
Принимая во внимание проблемы, которые освещаются в первых главах сочинения «О невидимых болезнях» (среди них проблемы болезненного воображения, или неврозов, у женщин, действенной силы человеческого тела, сущности паломничества, магии воска и другие), не следует удивляться тому, что в пятой части работы, посвященной терапии, автор не предлагает панацеи от рассмотренных выше болезней. Как раз наоборот, если бы Гогенгейм увлекся описанием многообещающих рецептов, его можно было бы назвать шарлатаном, каким он и выглядел в глазах многих последующих поколений.
Вместо рецептов и терапевтических моделей, пятая часть наполнена этико-медицинскими призывами и советами во что бы то ни стало сопротивляться силам сомнения, которое служит благодатной почвой для развития большей части невидимых болезней. Автор отвергает общие решения сложных психических проблем и обосновывает никчемность распространенных в народе магических обрядов. Гогенгейм не отрицает магию как таковую, но критикует лишь те церемонии, которые как раз умерщвляют «магическое искусство» (IX, 344). В сочинении признается наличие у некоторых людей особых терапевтических способностей. Один способен заговаривать раны, другой знает специальные заклинания для той или иной травы, третий обладает даром соединять или, наоборот, разлучать влюбленных (IX, 347). Не отвергается в сочинении и действенность магии слов и чисел. В то же время признание за магией определенных достижений не принижает значение фразы, которая содержится уже в четвертой книге. По мысли Гогенгейма, «до сих пор не было изобретено единственно правильной философии, но уже в процессе ее развития многие вещи правильно понимались язычниками и верно осознавались врачами». Под философией здесь понимается опытная наука, особая эмпирическая система, находясь в которой, врач верно понимает природу невидимых болезней и способен выбрать правильный путь лечения.
В сочинении находят место упоминания о дьяволе, образ которого не вызывает отвращения и в ряде случаев вызывает даже ироничную улыбку. Этот миролюбивый акцент, кочующий со страницы на страницу, может при одностороннем цитировании служить опорой для распространенной версии о союзе, заключенном между дьяволом и Парацельсом. Точно так же в третьей части книги при сильном желании можно углядеть признание Гогенгеймом возможности наведения на человека порчи при помощи восковой фигурки. [228] Рассматривая проблему зла, автор замечает, что силы зла можно использовать в добрых целях. По его мнению, «дьяволу подобает находиться в послушании у верующего человека» (IX, 335), который как раз не является почитателем сатаны. Как и в предыдущие разы, Гогенгейм замыкает свои рассуждения на Боге. Не следует благодарить ни дьявола, ни врача, даже если они оказывают больному услугу и способствуют его выздоровлению. Ни дьявол, ни врач не в силах избавить пациента от страдания. Это под силу лишь Богу, который лечит человека посредством медицины (IX, 333).
Советы не бояться дьявола сопровождаются перечислением вещей, которые превосходят возможности нечистых духов. Вместе с тем, демонстрация немощи дьявола не исключает того, что он может научить людей тем или иным фокусам (IX, 337). Другими словами, согласно Гогенгейму, человек может общаться с дьяволом, но не должен подчиняться ему. Такое отношение к дьяволу находит обоснование в Евангелии от Луки, согласно которому счастье и спасение исходит от врагов наших и от рук всех ненавидящих нас (IX, 328). С точки зрения психологии и религиозной патологии, увещевания Гогенгейма связаны с его желанием избавить людей от страха перед нечистой силой, который нарушает душевную стабильность человека и может иметь катастрофические последствия.
Христианин не должен бояться дьявола еще и потому, что ему следует всецело доверять Богу. По словам Гогенгейма, Господь скорее заставит дьявола помогать нам, чем позволит ему причинить нам вред, в чем «мы можем не сомневаться» (IX, 330). Точно так же охраняет нас и природа, которая с помощью «невидимого оружия» защищает наше видимое и невидимое тело (IX, 349). Вспоминая приводимую выше фразу Гогенгейма из четвертой части сочинения, можно лишний раз подтвердить, что на пути к выработке правильной философии нужно многому научиться.