Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме"
Шрифт:
В отличие от конкретных результатов работы анатома на секционном столе, таинственную теорию матрицы сложно одобрить или, наоборот, подвергнуть критике. Невидимость матрицы имеет много общего с теоретически обоснованным незнанием, которое Сократ считал надежным методом познания, с той заинтересованностью новой темой, которая свойственна всем нам. Но даже при самом въедливом исследовании этой темы невозможно избежать белых пятен. Кажется, что объективная теория женщины никогда не будет разработана. И меньше всего этого следует ожидать от мужчин.
Основной ошибкой Гогенгейма было то, что он пытался объяснить женщину, исходя из особенностей ее половых органов. Он описывает матрицу, «которая расположена внизу тела женщины и отвечает за целое», а в остальном сопоставляет женщину по внешним и внутренним признакам с мужчиной. Впрочем, это можно списать на рассеянность
Для должной оценки метода «Парамирума» необходимо пристально взглянуть на изменение перспектив в истории современной медицины, абстрагируясь при этом от так называемых альтернативных течений. Уже один из известнейших парацельсистов, нидерландец Иоганн Баптист ван Хельмонт (1579–1644), интерпретировал учение о матрице в более узком смысле: «Только матка делает женщину тем, что она собой представляет». Еще более радикальная формулировка принадлежит классику медицины Нового времени и величайшему врачу позитивистского столетия Рудольфу Вирхову (1821–1902), основателю клеточной патологии и либерально настроенному депутату бисмаркского парламента. Этот человек, которому едва ли не поставили памятник при жизни и который наверняка не раз беседовал о Парацельсе со своим современником, английским поэтом-романтиком Робертом Браунингом, писал в своем исследовании «Родильное состояние. Женщина и клетки» (1848) следующее: «Женщина является женщиной исключительно в силу наличия у нее репродуктивной железы. В ней кроются секреты своеобразия ее тела и ее духа, тайна ее пищеварения и нервной деятельности. Сладкая нежность и округлость членов, приятная полнота таза, развитая грудь, неизменно звонкое звучание голоса, роскошные волосы в сочетании с нежной и бархатистой кожей, глубина чувств, непосредственность восприятия, преданность и верность – словом, все то, что восхищает нас в женщине, обуславливается деятельностью яичника» [208] .
Таким образом, из интуитивных предчувствий Парацельса возникла отрасль науки, а метафизика женского тела утратила облагораживающую приставку «мета». Гогенгейму было бы неприятно узнать, что намеченные им невидимые константы женской сущности оказались сведены к видимым и осязаемым элементам. Праматерь всего сущего, заключающая в себе невиданный энергетический потенциал, уступила место немецкой домохозяйке. [209] Тезис, отводящий женщине роль ее репродуктивной железы, свидетельствует не только о вкладе Гогенгейма в прогресс медицинского знания. Он уводит нас в глубь парацельсистской теории и показывает, что стоит за ней. Оказывается, что выведение особенностей женской сущности из особенностей строения ее репродуктивной железы уходит своими корнями в учение о четырех жидкостях, которое Гогенгейм, начиная со своей первой лекции, отчаянно критиковал.
Теория матрицы, которая достигла в Санкт-Галлене своей кульминации, не была доведена автором до логического конца. Найдя применение в области женской медицины, она переросла рамки чистой науки и стала развиваться в направлении философии и теологии. Теория зачатия и рождения, объяснение менструальных циклов, указания относительно правильного питания женщин, специфически женские симптомы заболеваний, лекарственная ботаника и многие другие сферы медицинского знания тесно связаны с учением о матрице. При рассмотрении теории матрицы нельзя упускать из виду католическое учение о Деве Марии, которая стала матерью Создателя мира. «Подумай о том, – писал Гогенгейм, – что все плоды имеют свое начало в почве и произрастают на полях. Так, Христос – это плод, а Мария – поле, на котором он вырос, а Бог – семя» (PR, 164). «Поле» у Гогенгейма служит аллегорией матрицы. Размышляя о процессе творения, Гогенгейм, как кажется на первый взгляд, выходит за рамки христианского учения о Творце и в результате выдвигает довольно смелый тезис:
Хотя матрица не относится к сфере сверхъестественного, она обладает святостью и требует к себе почтительного и благоговейного отношения. Матрица, вечная женственность, окружает нас, как воздух (IX, 177), который мы не видим, но зато можем почувствовать. В этой связи вспоминается высказывание о том, что глазам подвластно не только зрение, но и чувства (IX, 177). Специфически женским элементом называется вода. Такое соотнесение женской сущности и водной стихии представляется традиционным и общепринятым. Испокон веков море выступало в качестве архетипического образа женщины: «женщина подобна морю, в котором множество рыб» (IX, 190). Это отождествление женщины с морем связано не только с менструальными циклами. Матрица уподобляется морю, над которым реет Святой Дух, оглашая водные просторы творческим словом Создателя: «точно таким же образом, как он (Дух Божий) носился над водою, мы, люди, носим его над землей и водой, хотя никто из нас никогда в жизни его не видел. Он же существует и в матрице всех людей, то есть в женщине. Поэтому женщины не должны предаваться разврату, поскольку в них действует Дух, который исходит от Бога и восходит к Нему обратно» [211] .
Было бы неверным, перекладывая эту теорию на язык современных категорий, рассматривать женщину и мужчину с точки зрения отношений между индивидуумами, или, другими словами, изолированно. В «Парамируме» мужчина назван «нижним небом» женщины. Однако в это понятие не вкладывается унизительного смысла. Термин «нижнее небо» употребляется автором в значении судьбы или рока, который в конечном итоге способен расстроить здоровье женщины и вызвать у нее перманентное, истеричное состояние. В этой связи Гогенгейм следующим образом увещевает своих читателей: «Женщину, которая отличается крепким здоровьем, следует защищать от нижнего неба, то есть от мужчины» [212] .
В остальном мы можем лишь пунктирно обозначить прочие детали, всплывающие в связи с темами менструации, питания, терапии или, наконец, учения об истерии, которое освещается в главе о психиатрии. «Менструация, по аналогии с освещением этого явления у Хильдегарды Бингенской, понимается здесь как процесс очищения, выброса шлаков, наконец, как освобождение матрицы от зловредных субстанций», – пишет Ленц. Автор «Парамирума» гневно ополчается против мнения, согласно которому менструальную кровь можно употреблять в лечебных целях. Базельские лекции включают в себя описание болезненных симптомов, проявляющихся при менструации. Среди них боли в спине, тяжесть в нижней части живота, некоторые виды головной боли, а также усталость, испытываемая женщиной перед началом менструации (V, 258). На этом фоне довольно странно выглядит раздел, посвященный укусам женщин, которые рассматриваются наряду с укусами собак, лошадей, жаб, змей и пауков. При этом автор особенно подчеркивает опасность и ядовитость укусов женщины в период менструации (V, 387). По всей видимости, позиция Гогенгейма по этому вопросу содержит сильную примесь древнего гностического учения о демонической сущности женщины. Хотя, с другой стороны, возможно, что автор тем самым обращает внимание читателя на повышенную агрессивность женщины во время менструации.
То, что Гогенгейм видел в женщине особый, таинственный микрокосм, представляет немалый интерес для отрасли современной науки, занимающейся изучением лекарственных средств. Так, в высшей степени любопытным можно считать указание на уникальную пищеварительную систему и особый тип жажды, испытываемой женщиной. Выводы Парацельса близки положениям современной научной диетологии, которая предусматривает специфические виды диет для мужчин и женщин. Различаются допустимая норма калорий, соотношение продуктов питания и другие составляющие полноценной диеты.
Рекомендации Гогенгейма в области женской медицины также не теряют своей остроты и актуальности. Своевременным остается принцип, согласно которому понятие «женского лекарства» не следует возводить в догму, равно как нельзя по отдельности догматизировать гомеопатический или аллопатический виды лечения. Существуют практические сферы медицины, в которых строгая дифференциация мужчин и женщин не имеет принципиального значения. Примером этому может служить любое инфекционное заболевание, которым женщина способна заразиться от мужчины (IX, 214).