Парад Победы
Шрифт:
21 февраля 1943 года (т. е. за два дня до праздника — Дня Красной Армии) танковый корпус «СС» прорывает оборону 101-го гвардейского стрелкового полка нашей дивизии, выходит на дорогу Новомосковск — Павлоград, и уже к 15 часам немецкая мотопехота с танками была в Павлограде. Там противник смял учебный батальон дивизии и овладел городом. Однако немецкие танки напоролись на огневые позиции 65-го артиллерийского полка дивизии. Потеряв в бою несколько танков, фашисты обошли этот опасный район и вышли в тыл нашей дивизии.
В то же время 100-й и 102-й гвардейские стрелковые полки были скованы непрекращающимися атаками противника в районе
В сложнейшей обстановке генерал Кулагин, потерявший связь с командиром корпуса и выше, принимает, на мой взгляд, единственно правильное решение — прикрываясь от наседающего противника специальными отрядами, собрать дивизию в один кулак и ударом на северо-восток прорваться к соседу справа, о котором хоть и скудные, но были сведения. Генерал лично возглавил передовой отряд — 100-й гвардейский стрелковый полк, усилив его танками и артиллерией. Всем была доведена задача. На каждую колонну был назначен старший. В ночь на 22 февраля дивизия начала выходить из окружения. Мне суждено было действовать в составе передового отряда: доставив распоряжение командиру 100-го гвардейского стрелкового полка, я в нем так и остался.
Полк основными силами (а их осталось мало) разместился десантом на танках 16-й танковой бригады Героя Советского Союза Н. М. Филиппенко. Первая ночная атака (а мы действовали в ночное время, днем же старались отсиживаться в лесопосадках) была предпринята у большого поселка Кочережки. В темноте роты скрытно подошли к селу полудугой и перебили весь немецкий гарнизон. Затем, не останавливаясь, двинулись на поселок Петровский и далее — на Сергеевку, Надеждовку.
Об этих боях в моей памяти отложилось немало ярких эпизодов. Например, командир противотанковой батареи лейтенант Сердюк, увидев, как на картинке, выдвигающиеся танки противника, с ходу развернул батарею и сразу подбил четыре танка. Остальные ушли обратно.
Другой случай. Командир пулеметной роты старший лейтенант Пузанов, скрытно разместив роту вдоль дороги, по которой должна была двигаться колонна мотопехоты противника, дождался ее и ураганным огнем [183]роты уничтожил все, что было в секторе до двух километров. На этом участке дороги долго полыхали подожженные машины.
И еще один пример. Саперному батальону дивизии, которым командовал капитан А. Бахтин, было приказано минировать пути отхода, чтобы создать благоприятные условия для отрыва от противника. Выполняя эту задачу, саперы были вынуждены одновременно отражать атаки пехоты и танков противника. При этом не один его танк нашел себе могилу в этих боях. Знаменитым в дивизии стал старший сержант Мухальченко, который подбил из противотанкового ружья несколько танков.
Противник постоянно и активно, хоть и мелкими группами, применял авиацию, ведя разведку и нанося бомбоштурмовые удары. Наблюдая движение наших колонн, он вышел на тылы дивизии в районе Сергеевка. Одновременно его
В боях 26 февраля были захвачены небольшие трофеи, но самым главным из них была радиостанция. Радисты привели ее в порядок и смогли связаться со штабом корпуса. В то время это было счастьем. Ведь без связи нет и управления, и командир, естественно, как слепой. Но теперь управление восстановлено! [184]
28 февраля идет тяжелый бой в районе Михайлов-ки. Здесь противник нас, видно, поджидал — обрушился крупными силами. Вражеская авиация утюжила с бреющего полета. И все-таки мы сбили два «мессера», а приземлившихся летчиков взяли в плен. Наконец к исходу дня дивизия вырвалась из окружения и вышла в район Яковенко и Борщовое. А на следующий день, 1 марта, получила от командира корпуса задачу — совместно с другими частями прикрыть переправу через реку Северный Донец в районе Меловое. До 12 марта дивизия вела тяжелые бои на этом участке, а затем свою оборону на плацдарме Северного Донца передала 263-й стрелковой дивизии.
Дивизия в течение марта еще вела бои. Но 10 апреля была все-таки полностью выведена во второй эшелон корпуса и приступила к получению пополнения, запасов и боевой учебе.
Вот так закончилось первое наше хождение к Днепру и обратно. А дни и ночи окружения, конечно, остались в памяти навсегда.
Кстати, не все воспоминания о тех днях были тяжелыми и грустными. В той многогранной жизни всякое бывало. Поэтому от слез, вызванных тяжелейшими страданиями, невыносимой болью, неизгладимой обидой, до слез неописуемой радости, огромного счастья и ликования — был буквально один миг. На войне как на войне. Случались в эти грозные дни и смешные бытовые сценки.
Как-то в ходе отступления мы вошли в хуторок, другие подразделения расположились по соседству. Выставили охранение, наблюдение, послали разведку, а основному составу было разрешено отдыхать. Едва мы зашли в хату, как сразу же повалились, как снопы, — кто на лавку, кто на печь, а кто на пол. Все забито. Дело уже шло к рассвету. Приблизительно через час, когда все мертвецки спали, скрипнула дверь, кто-то [185]вошел и начал осторожно пробираться, перешагивая через спящих. Вдруг раздается голос:
— Ко го тут… носит?
— Это я, Иван Кулагин.
Наступила тишина. Тогда командир дивизии, чтобы снять неловкое напряжение, продолжает, вроде извиняясь:
— Я вот туда к столу. Он свободен. Вот такие бывали картинки.
Кстати, Иван Яковлевич Кулагин чем-то был похож на Ивана Ильича Людникова. Не тем, что оба Иваны, а своей мудростью, размеренностью, непоколебимостью в любой обстановке. Должен сказать, мне просто повезло, что на моем пути были такие командиры, у которых семь пядей во лбу. А для тех, кто с «кубарями» в петличках, конечно, это лучшие воспитатели.