Парад Победы
Шрифт:
Всю вторую половину октября — с момента ввода в бой нашей дивизии и до первых дней ноября — мы были в сплошном пекле. Передний край постоянно „дышал“: то противник нас потеснит, то, неся потери убитыми и ранеными, мы отбиваем свои прежние позиции. Но 11 ноября вражеский удар был такой мощи, что левофланговый полк отошел, истекая кровью. Немцы прорвались к Волге.
А было это так. 7 ноября — в день 25-й годовщины Великого Октября — фашисты решили преподать нам урок. Сначала обрушили огонь своей артиллерии. Потом — нескончаемые налеты авиации. 9 ноября, правда, было несколько полегче, но уже на другой день массированные налеты авиации повторились. Мы тоже не молчали, но
Дивизия пыталась ликвидировать прорыв немцев к Волге, но успеха не имела. Да, произошла трагедия. Гитлеровцам удалось сосредоточить на узком участке очень крепкий „костяк“ и буквально продавить им наши войска, захватив небольшой участок берега. Держались они там намертво. А нас севернее по реке отрезали от группы полковника Горохова. Проще говоря, вообще отсекли от главных сил 62-й армии. Мы оказались фактически на острове. Позже дивизию называли островом Людникова — по фамилии командира дивизии.
Я все думал о Борисе Щитове: как он там? А его давно не было в живых. Шел снег, чувствовалось, что Волга скоро „остановится“. А мы — на острове. Нам нужны боеприпасы, продовольствие. Наверное, обо всем позаботятся наши командиры, не дадут пропасть. А еще позаботятся, чтобы обязательно соединились с главными силами армии. Разве знал я тогда, что в сентябре, и особенно в октябре и ноябре, Ставка ВГК интенсивно готовила грандиозную операцию по окружению и уничтожению сталинградской группировки немцев? Выход к Волге на двух участках — это, пожалуй, последнее, на что был способен противник.
Наше контрнаступление готовилось в ходе оборонительной операции.Это была вершина военной теории и практики. Тут и накапливание как оперативных, так и стратегических резервов с одновременным решением задач удержания важнейших рубежей; тут и использование этих резервов — свежие силы вливались именно туда, где готовились главные удары; наконец, [155]уникальные мероприятия по сохранению в тайне готовящегося удара. Даже гитлеровский генерал Йодль говорил: „Самый крупный провал немецкой разведки в октябре — ноябре 1942 года связан с тем, что она прозевала сосредоточение крупных сил русских на флангах 6-й армии Паулюса“.
Только вдумайтесь: произошло окружение вражеской группировки численностью в 330 тысяч человек! Одновременно создавалось внутреннее кольцо окружения — неумолимо сужалось. А внешнее кольцо окружения — стремительный разгром противостоящих войск противника и отбрасывание их за 150–200 и более километров от Сталинграда.
Иначе говоря, план операции не оставлял надежд на деблокирование. После отказа капитулировать — рассечение группировки, уничтожение, пленение… Одновременно с планированием операции группы фронтов под Сталинградом предусматривалось проведение наступательных действий на Западном и Кавказском стратегических направлениях. Цель — сковать силы немцев, сорвать их маневр по оказанию помощи своей группировке в Сталинграде. К тому же на всех основных направлениях свою деятельность максимально активизировали партизаны. Таков был план Ставки ВГК.
После прорыва 11 ноября немцев к Волге к нам зачастили — обычно по ночам — из штаба полка. Проверяли, как идет „инженерное оборудование позиций“. А фактически вся наша „инженерия“
18 ноября у нас, на командно-наблюдательном пункте батальона, опять появился начальник артиллерии. Объявил, что я назначен командиром батареи (заболевший комбат отправлен в госпиталь). Скрупулезно уточнил огневые задачи на 19 и 20 ноября — речь шла о подавлении конкретных батарей противника. Это удивило, даже насторожило. Нам никогда не ставили задач на подавление батарей противника. В разговоре активно участвовал командир батальона. Он прямо сказал: „Почему ставится задача только на завтра и послезавтра? Что, кончается война? А вдруг уже сегодня объявятся новые цели и потребуется их уничтожить?“ Тот чему-то улыбнулся и уклончиво сказал: „Конечно, сегодня вы решаете огневые задачи, но завтра и послезавтра — особенно важно“. Сказав так, пожал нам руки, похлопал меня по плечу, еще раз улыбнулся и быстро пошел по ходу сообщения. Озадаченные, мы гадали — что за игры?
Через час позвонил комполка: сказал, что требуется повышенная бдительность. Комбат стал названивать ротным. У тех обычные вопросы: „Ожидается атака? Когда? Ночью или на рассвете?“ В разговоре с одним говорливым ротным комбат выругался, посоветовал сходить к немцам и спросить, а потом рассказать ему. И добавил пару крепких слов.
Среди ночи опять звонок комполка: обстановка? Доложили. Наша тревога достигла апогея. В чем дело?
Было холодно. В блиндажах установлены „буржуйки“, тусклым огнем тлеют тряпичные фитили в гильзах от зенитных снарядов. Мы с Филимоном вскипятили чай в котелке. Пока пили его, дремота совсем прошла. Филимон начал философствовать на житейские темы.
В 6 часов 19 ноября позвонил начальник артиллерии полка старший лейтенант Струлев и назвал три цели — по ним батарея должна в 7.40 открыть огонь. Поочередно, пять минут по каждой. Затем — пауза в десять [157]минут и еще раз такой же заход по всем трем целям. Я сказал, что задача ясна, отдал необходимые распоряжения. И пошел к комбату. Тот сообщил: говорил с „батей“ (так называли комдива Людникова), он велел ждать важных сообщений.
Оказывается, Людников находился на командно-наблюдательном пункте полка. Звонил во все батальоны. А до этого был в соседнем полку…
Я доложил комбату о приказе начальника артиллерии, что, по-моему, порадовало его, поскольку он сказал: „Видно, должно произойти что-то очень важное“.
Развязка не заставила себя долго ждать: 19 ноября 1942 годав 7.30 небо над Волгой внезапно содрогнулось от мощных залпов нашей артиллерии — начался второй этап Сталинградской битвы. Перешли в контрнаступление одновременно войска Юго-Западного и Донского фронтов. Ими командовали соответственно генералы Н. Ф. Ватутин и К. К. Рокоссовский. А 20 ноября подключился еще один фронт — Сталинградский, им командовал генерал А. И. Еременко. Кстати, членом военного совета этого фронта был Н. С. Хрущев, а начальником штаба — генерал И. С. Варенников, с которым меня судьба в какой-то степени свяжет, хотя это был не мой отец, как некоторые считали, а однофамилец. Встречался с ним в 1965–1967 годах, будучи слушателем Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил. Но это, как говорится, совсем другая история.