Парад Победы

Варенников Валентин Иванович

Я молчал, но сказанное, конечно, подействовало. Может, сменить место? А вечером ко мне подошел фельдшер, спрашивает:

— Тебе что, место не нравится?

— С чего вы взяли?

— Со мной говорили двое из вашей палаты — почему, мол, новенькому лейтенанту могильное место дали? Это ему не нравится.

В первой декаде января взбудоражила новость: Сталинградский фронт проводит ликвидацию окруженной в городе группировки. Лучшего лекарства быть не могло! Раненые громко обсуждали ситуацию, делали прогнозы. На перевязке доктор сказал:

— И у тебя получше стало… Наверное, чешется? Подтвердил.

— Но ты не чеши — потерпи. И я терпел.

Через пару дней был разговор с фельдшером,

он же старшина:

— Боялись, у тебя внутри начнутся процессы, но все обошлось — с тебя магарыч! _[172]

— Магарыч будет, если организуешь завтра отправку в мою часть. Микстуру я уже не пью, а таблеток у сестры попрошу на недельку — она принесет.

Я пил кальций, принимал таблетки стрептоцида — удивительное тогда было лечение.

— В твою часть отправить невозможно… Тебе туда сейчас не добраться. Может быть, в Аркадак поехать? Это реальный вариант. Там пополняется дивизия, выведенная из Сталинграда после больших потерь. У меня там на пересыльном пункте кореш из Горького, капитан, я напишу ему…

И тоже приемлемый вариант, подумал я и согласился на Аркадак. На следующий день в дверях палаты появился старшина, махнул мне рукой. Когда я подошел, он возбужденно, точно заговорщик, говорит: «Порядок. Забери свои пожитки и приходи ко мне. Соседям скажи, что перевели в другую палату…» Так и сделали. Прихожу — он сияет: «Говорил о твоем состоянии с хирургом. Дней через десять можно выписать…»

…Старшина дал мне потрепанный вещмешок с котелком и немного продуктов, рассказал, как добраться до Аркадака. Вывел через запасной ход во двор, затем — на улицу. Мы распрощались, как родственники, он сказал:

«Ну бывай… Пиши. Магарыч за тобой». Я отправился к станции, как и советовал старшина. Отсюда все расходилось и все разъезжалось: повозки, сани, ходоки, грузовые машины. Надо не зевать! Познакомился с бородатым мужичком на санях. Оказалось, едет в Аркадак, поджидает напарника, который пошел на станционный склад. Спросил, возьмет ли меня. «Вот подойдет второй, поговорим…»

Заговорили о войне. Вскоре подошел напарник — такой же заросший, лет сорока, может, чуть старше. Познакомились. Первый меня представил, дескать, из госпиталя, просит подвезти до Аркадака. Тот сказал: _[173]«Из госпиталя — так из госпиталя. Заваливайся в сани, а я пока сбегаю за мешком».

Глядя ему вслед, я думал: отъели рожи, сидят в тылу да еще какими-то махинациями с зерном занимаются. Почему не на фронте? Конечно, можно проверить, откуда зерно… Но тогда срывается Аркадак. Пока рассуждал, мужик вернулся, отправились в путь. Мои новые знакомцы сидели рядом, курили, понукивали лошадей, о чем-то негромко говорили. Чтобы я не замерз, бросили мне тулуп, вторым — прикрыли себе ноги. Они были в полушубках — мороз не проймет. Часа через три оказались в какой-то крохотной деревушке. Остановились у первой избы. Все зашли в большой дом, разделись, сели за стол. Один из моих бородачей достал из сумки каравай ржаного хлеба, сало, бутылку самогона. Чувствовалось, они здесь не первый раз. Я сказал, что не буду пить — мне нельзя. Мужики переглянулись, потом разделили мою часть между собой. Выпили, крякнули, взялись за сало. А мне сказали: «Ешь сало — оно от всех болезней…»

Зачем остановились, не доехав до Аркадака? Бородач деловито разъяснил: ночью ехать опасно — волки могут напасть, а сейчас переночуем, отдохнем, лошадей покормим… Я спал плохо, все думал, что меня ждет.

В Аркадак приехали во второй половине дня. Мои спутники любезно довезли до комендатуры. Пожелали остаться на войне живым.

Все верно! Комендантом был тот самый капитан, о котором говорил фельдшер. Когда я представился,

он ознакомился с моими документами, письмом фельдшера. Разговорились. «Как там Федя? — спрашивал он. — Мы с ним свояки, женаты на сестрах». Я рассказал, что знал.

Капитана это вполне удовлетворило. Он подтвердил: действительно, в Аркадаке размещалась сталинградская _[174]дивизия. Она получала здесь пополнение, ее командиром был полковник Дубянский, а до него командовал генерал Глазков, погибший на подступах к Сталинграду. Как я понял, о Глазкове тогда много говорили.

Около месяца назад дивизия убыла в Воронежскую область, действовала в составе Юго-Западного фронта. Надо ее догонять. Он растолковал на схеме, которую начертил на листе, как туда добраться. Договорились, что я переночую в комендатуре, утром отправлюсь в путь. Остаток дня бродил по городу, думая о своем: очень тосковал о родителях, родном Армавире; в последнее время в моей душе главное место занял Филимон — очень добрый, порядочный человек, я многим ему обязан.

А сейчас получается, что вроде изменил, да не только ему — всем своим. Вместо того чтобы вернуться к себе в 138-ю дивизию, отправляюсь в другую. Правда, она гвардейская. Но, может, махнуть обратно? А что мне скажет капитан, выписавший направление в 35-ю дивизию? Нет, не стоит сожалеть о сделанном. Но в будущем следует всегда хорошо продумывать каждый шаг, решил я. _[175]

Глава 4. От Сталинграда на запад

19 января добрался в 35-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Хорошо запомнил эту дату, потому что это был день рождения отца и его, конечно, хотелось поздравить. Но такой возможности, естественно, не было. Штаб располагался в Бондаревке. Кадровики спросили — один ли я прибыл, и, особенно не задерживаясь, переговорили с кем-то по телефону. Затем сказали, что пока буду в их распоряжении, но работать — в оперативном отделе у капитана Посунько. Кто-то отвел меня к этому хмурому человеку. Он окинул меня небрежным взглядом и спросил:

— Ты откуда взялся?

Я подробно рассказал о службе.

— Как у тебя с верховой ездой?

Ответил, что не только знаком, но и люблю. Тогда он добавил, что буду пока в фельдъегерской связи развозить документы в части. Вначале это мне не понравилось (точнее — такая неопределенность), по прошествии некоторого времени привык.

Дивизия Старобельском еще не овладела. Только после 23 января, после тщательной подготовки, в том числе после проведения сильной артиллерийской подготовки, наши части перешли в наступление и взяли вначале восточную часть, а затем весь город. В этом бою проявил себя также 100-й гвардейский стрелковый полк, куда я уже успел несколько раз отвезти различные _[176]документы. Командир полка — боевой офицер подполковник А. Н. Лобанов.

Бой был ожесточенный. Подбито 4 танка, 2 бронемашины, 53 тягача, уничтожено много стрелкового оружия и другого военного имущества. Но самое главное — были освобождены 200 наших раненых бойцов и командиров (ЦАМО, ф. 1124, оп. 1, д. 147, л. 257). Они представляли собой тяжелое зрелище. Заросшие, грязные, давно не видевшие ни пищи, ни медикаментов, беспомощные. Они были бесконечно рады и тому, что наши наконец-то наступают, и победе, принесшей им свободу. Видели бы вы эти глаза…

В дивизии много говорили о подвиге старшего лейтенанта Николаева, который в тяжелейшей ситуации прорыва группы противника в район расположения командного пункта 100-го гвардейского стрелкового полка возглавил его оборону и совместно с подошедшими подразделениями ликвидировал нависшую тяжелую угрозу взятия КП фашистами.