Парад теней
Шрифт:
— Во всяком случае, я не почувствовал обиды, — вежливо ответил Сырцов и посмотрел на Горбатова. Тот объяснил:
— Георгий Петрович вознамерился купить кое-что из Даниных работ. Ну и я излишне погорячился.
— Во всем виновата я, — самокритично объявила Галина Васильевна. — Это я уговорила Кирилла Евгеньевича устроить выставку работ его брата.
— Замечательная выставка, — поспешно заверил всех Сырцов.
— Замечательная, — согласилась Галина. — Но наша галерея ко всему прочему еще и коммерческое предприятие, и мне следовало б
Сырцов виновато улыбнулся и сдался.
— На нет и суда нет. Извините за беспокойство.
— Давно интересуетесь живописью, Георгий Петрович? — быстро спросила Галина Васильевна, задерживая его.
— Да как вам сказать, — слегка призадумался Сырцов. — С тех пор, как полюбил и стал немного понимать.
— Прошу извинить меня за ненужную резкость, — решил попросить прощения Горбатов, завершая разговор.
— Всего вам хорошего, — все понял Сырцов, кивком обозначив общий поклон, прошагал к двери и прикрыл ее за собой.
Галина подошла к Кириллу, погладила его по щеке, поцеловала поглаженное место и сообщила на ухо:
— Сырцов — сыщик, Кира.
— Чей? — задал точный вопрос Горбатов.
— Вот это и надо нам узнать.
— А зачем? У нас — Андрей Альбертович, у кого-то — Сырцов. Пусть себе оба и ищут.
— Андрей ищет виновников гибели Дани. А что ищет Сырцов?
— Нам-то не все ли равно?
— Не знаю. Но он — очень хороший сыщик, Кира.
— Что же тогда искал очень хороший сыщик в нашей галерее?
— Я спугнула его. Он, видимо, хотел тебя раскрутить самую малость.
— Ничего не понимаю! — признался Кирилл.
— И я. Вот это, пожалуй, самое неприятное.
Он притянул ее к себе, обнял, сказал жалеючи и себя, и ее:
— Давай не будем сегодня о неприятном. — И с щенячьей лаской нежно укусил ее за мочку уха. Она, догадавшись, покорно и с радостью согласилась:
— Давай.
Сырцов вырвал Ксению из цепких рук Деда и Лидии Сергеевны только после изнурительного и громкого до крика словесного боя: экзамены, видите ли, у девочки на носу. До экзаменов почти полтора месяца, и любой уважающий себя студент в это время и думать не думает о далеких, теряющихся в дымке беспечных и бесчисленных дней июньских неприятностях. Сырцов напомнил пожилой паре о том, что и они когда-то начинали готовиться к экзаменам никак не ранее чем за три дня до сдачи.
Пристыженные Смирновы-Болошевы весело взгрустнули, вспомнив небезгрешную свою молодость, и, поломавшись еще немного, согласились на совместный вояж Сырцова и Ксении.
Самолет был изношенный: пока взлетали, все поскрипывал да попискивал. Взлетел, наконец, и набрал высоту. Сырцов разевал рот, выдыхал через нос, зажимая ноздри: приводил в порядок заложенные уши. Ксения расстегнула засаленный брезентовый ремень безопасности, посмотрела на Сырцова и оценила выразительную мимику:
— Кривляешься, как доктор Угол.
— Я значительно красивее Угольникова, — важно объявил справившийся со своими барабанными перепонками Сырцов. — Кстати, все забываю тебя спросить: как там Люба?
— Все забываешь, значит? — насмешливо переспросила Ксения.
— Ну ладно, ладно. Пусть будет так: не решаюсь.
Полуторагодичный роман Сырцова с лучшей подругой Ксении Любой внезапно и без особых предупреждений кончился три месяца тому назад. Никому ничего не объяснив, Люба решительно бросила красавца Сырцова и вышла замуж за серьезного, умного и хилого своего однокурсника.
— Люба счастлива, — злорадно сообщила Ксения.
— Дай-то бог, дай-то бог!
— Думаешь, что она еще пожалеет?
— Да не думаю, не думаю, — рассердился он. — Просто никак понять не могу: почему?
— Дурацкий, я бы сказала, совковый вопрос. Почему меня не кормят? Почему меня не поят? Почему меня не любят? По кочану и капустной кочерыжке.
— Грубо, — грустно констатировал он.
— Зато правильно. Ваш с Любой роман, — Ксения посерьезнела, — Жора, был слишком жизнерадостен и игрив, чтобы стать настоящей любовью.
— Настоящая любовь — это страдать, стенать и слезы с соплями распускать?
— Настоящая любовь — это все: восторг, отчаяние, секундное счастье, ночная сердечная боль, ревность, ссоры, примирения. А у вас только одно и было: безудержная радость игры в чем угодно: в отношениях, в общении, в развеселом словесном фехтовании, в сексе.
— Много ты про секс понимаешь!
Она пренебрежительно отмахнулась от него ладошкой и завершила монолог:
— Вы и в постели были не любовниками, а приятелями, по возможности доставлявшими себе простое и необходимое удовольствие, которое можно в крайнем случае получить и с другим партнером. Вы не были единственными друг для друга. Вот и все, Жора.
— Вася, любил ли ты когда-нибудь? — трепетным девичьим контральто (наловчился по надобности в свое время женским голосом разговаривать) сам себя спросил Сырцов и сам же ответил густым басом: — Любил неоднократно и даже…
— Беспечный пошляк! — оборвала его Ксения.
— Но в душе-то, в душе! — темпераментно возразил он. — Буря, мрак, туман. И слезы, слезы, слезы… — И вдруг восхищенно сообразил: — Ксюшка, да это же стихи!
— Я, ей-богу, рада, что у тебя все в порядке, — искренне сказала Ксения.
— А у тебя? — осторожно поинтересовался он.
— И у меня все в порядке. К сожалению.
— Охота влюбиться? — догадался он и тут же шутливо предложил: — Проще простого! Влюбись в меня!
— С удовольствием, но не получается.
— Со мной ни у кого не получается, — всерьез огорчился Сырцов и деловито глянул на наручные часы. — Ну, конечно же, сегодняшний рабочий день накрылся: прилетим в десять, прибудем в город в половине двенадцатого, никого в полночь и не побеспокоишь. Черт бы побрал этот вечно опаздывающий Аэрофлот!