Парад теней
Шрифт:
Отчаянно смело и почти всегда в удачу пользовался Даниил Горбатов как бы случайными потеками и затеками водянистой краски с цвета на цвет. Взрывая предполагаемую фактуру, они в то же время давали необъяснимое колористическое единство и соединяли то, что вроде бы и невозможно соединить. В человеческой фигуре, в повороте московского переулка, в зеленом небе и лиловой траве…
Сделав круг, Сырцов пошел на второй — узнавать Москву и москвичей. Художник хорошо знал свой город, но и сыщик знал его не хуже. Тимирязевские пруды.
А теперь — человечки. Дарья. Дарья. Дарья. Дарья в усталой задумчивости (щека, нос, склоненная, с различимыми позвонками шея, развившаяся прядь над скорбно вздернутой бровью). Дарья в победительной ярости, приветствующая послушную ей толпу (толпы нет, есть вздернутая вверх рука с распахнутыми пальцами, усмирившая эту толпу). Дарья перед выходом на сцену (нет кулис, нет сцены. Маленькая девочка, сжавшая себя в бессильный комочек и напряженный кулачок, готовый ко всему). И еще Дарья, и еще…
Согбенный молодой мужчина. За письменным столом. Без цели глядящий в окно. Без радости играющий в теннис. Закрывший глаза, в слабой надежде улыбающийся неизвестно чему.
И девушка. Она, тыльной стороной ладони прикрыв лоб и глаза, испуганно оборачивается. На окрик? На чье-то появление? У зеркала в роскошном платье, которого она боится (лица нет, есть платье и руки в трепетном ужасе), на скамейке в жалком дворовом скверике (лицо, уткнувшееся в колени, локти, как недоразвитые крылья).
Наконец то, что Сырцов хотел рассмотреть как следует. Двойной портрет? Наложение? И глаза, единственные в этом зале глаза. Три глаза. Один общий. Для Дарьи и для девушки. Второй — Дарьин. Третий — девушки. Обе в одинаковых бесформенных красных одеяниях.
Сырцов двинул в канцелярию. Ласковая секретарша Света, увидев в дверях представительного клиента, любовно осведомилась:
— Чем могу быть вам полезна?
— Ой, не скажу! — не стерпел, съерничал Сырцов.
Вместе посмеялись понимающе. Недолго. Все же Светлана была на посту.
— Тогда я спрошу по-другому: кто вам необходим для решения ваших проблем? Меня зовут Светлана.
— Мне бы с хозяином поговорить, Светик.
— У нас хозяева, — поправила она.
— И много?
— Двое.
— Хоть один-то в норке сидит?
— Сидит. Кирилл Евгеньевич. Доложить?
— Доложи.
Светлана нарочно затягивала разговор — видимо, этот мужчина ей понравился.
— А как?
— Георгий Петрович Сырцов. Любитель живописи.
— Любите живопись, поэты! — процитировала Заболоцкого Светлана и полюбопытствовала: — Уж не поэт ли вы, Георгий Петрович?
— Забирай выше. Я — покупатель.
Покупатель — это серьезно. Светлана исчезла за добротной финской дверью. Появилась через несколько секунд.
— Кирилл Евгеньевич готов принять…
— …Георгия Петровича, — закончил за нее фразу Сырцов и, на ходу благодарно приобняв Светлану за плечи, шагнул в кабинет.
Кирилл Евгеньевич был готов к приему: он с вежливым выражением лица стоял, опершись о бюро.
— Рад приветствовать вас, Кирилл Евгеньевич! — поздоровался Сырцов. Кирилл Евгеньевич склонил голову, отвечая на приветствие и одновременно приглашая к разговору.
Сырцов несколько развязно начал:
— Погулял я тут у вас, посмотрел. Хорошая у вас галерея.
— Посмотрели и…? — поторопил Кирилл Евгеньевич.
— …и присмотрел, — без запинки продолжил Сырцов. — Кое-что.
Нового клиента Кирилл Евгеньевич не почувствовал. Разобраться было непросто. Но по-нынешнему, несмотря на нарочито плебейский говорок, хорошо держится. Хорошо, но без нуворишских роскошных излишеств, одет. Координирован, физически очень силен, но одновременно изящен и легок, воспитанно улыбчив, умело воспользовался паузой. Кто он такой?
— Кое-что всегда что-то. Так что же вы присмотрели?
— Там, на персональной выставке… — неспешно начал Сырцов.
Кирилл Евгеньевич мгновенно и враждебно перебил его:
— Там, на персональной выставке, перед входом висит вполне определенное предупреждение о том, что из этой экспозиции ничего не продается. Видимо, объявление не дошло до вашего сознания. Скорее всего, это наша вина: объявление должно быть крупнее, чтобы каждый мог свободно прочитать его.
— Не стоит беспокоиться. Кирилл Евгеньевич, объявление вполне читаемо. И я прочитал его.
— Тогда мне не понятен смысл вашего визита.
— Тогда и мне не понятен смысл вашей выставки.
— Не стоит зря ломать голову. Это уж наше дело.
— А может, продадите одну, хотя бы одну картину? "Двойной портрет", а?
— Да поймите же вы! — не сдержался, закричал Кирилл Евгеньевич. — Все эти картины принадлежат мне, лично мне! И я никогда и ни за какие деньги ничего не продам!
— Не зарекайтесь, — посоветовал Сырцов.
— Наш разговор окончен?! — на повышенной интонации осведомился Горбатов.
— Кирилл, — тихо предупредила о чем-то Галина Васильевна Прахова. Она стояла в дверях неизвестно как давно. Горбатов встретился с нею взглядом и, вмиг выпустив пар, вежливо представил ее:
— Галина Васильевна Прахова. Мой компаньон и друг.
Сырцов дождался протянутой руки компаньона и друга и протянул свою. Признался (ох не вовремя она появилась, но делать было нечего), представляясь:
— Георгий Петрович Сырцов. Когда-то я знал вашего отца.
— Моего покойного отца, — уточнила Галина, с энергией деловой женщины пожимая сырцовскую расслабленную ладонь. — Я услышала легкий крик и, извините, ворвалась к вам без предупреждения. Кирилл в последнее время излишне чувствителен. В таком состоянии он может быть бестактен. Он не обидел вас, Георгий Петрович?