Парад теней
Шрифт:
— Ход, — согласился Махов. — Если только без эстрадных переборов.
— Ох и пораспустились вы, Леонид! — озадаченно удивилась Анна. — Или я вас распустила?
— Вы так добры и терпимы, Анна, — произнес Махов, глядя на нее с подчеркнутым восхищением. Анна умело всплеснула своими знаменитыми руками.
— Что же это за время такое? Кого ни возьми, каждый — ну прямо каждый! — весь-таки изгаляется в иронии и подначке!
— А если по третьей? — тихо напомнил он о ее хозяйских обязанностях.
Она поспешно разлила и подняла свой
— За вашего уникального человека.
— Он — не мой, Анна.
— А чей?
— Он — ничей.
— Кошка, которая гуляет сама по себе?
— Кошка — это про дамочек. Он — мужик.
— Ну все равно за него! — настаивала на своем Анна.
— За то, чтобы он согласился, — поправил ее тост Махов.
8
— Я очень надеюсь, что вы согласитесь, Георгий, — взволнованным контральто просительно завершила свой отчет о положении дел в поп-музыкальном мире достойная представительница этого мира и, беззащитная в слабовольности своей, робко улыбнулась.
Ее неукротимой волей десант в составе ее самой и полковника Махова был заброшен в тихую однокомнатную квартиру Георгия Сырцова в тот же поздний вечер.
Георгий Сырцов (был он в фуфаечке с короткими рукавами) в задумчивости почесал правой рукой под левой подмышкой и, часто моргая, посмотрел на молчавшего Леонида. Еще час назад он, оттрубив положенное в качестве преподавателя в Академии (так звучно именовали курсы по подготовке детективов и охранников честолюбивые владельцы-учредители) контрразведки и сыска, задремывая с книжкой, мечтал о том, как он замечательно побездельничает три дня. Но явились полковник с Анной и потянули в маету. Хотел ли он в маету? Жаль ли ему трех свободных дней? Леонид смотрел в пол и продолжал молчать. Когда они пришли, Сырцов предложил выпить кофе, но они отказались. Сейчас он счел нужным предложить вторично:
— Кофейку?
Анна выдала из арсенала своего обаяния чистосердечную улыбку.
— Теперь можно, не правда ли?
— А раньше почему было нельзя? — осведомился Сырцов на ходу. Вот и попался. Анна невинно захлопала длинными ресницами широко раскрытых в неподдельном смущении очаровательных глаз.
— Я поначалу очень стеснялась, — по-детски простодушно призналась она и судорожно вздохнула. Получилось убедительно. Сырцов первый поддался, расплылся у дверей в довольной улыбке. И исчез.
— А он замечательно обжил свою квартиренку, — поделилась своими впечатлениями Анна, придирчиво осмотрев сырцовское жилье. — Молодец. Резко, смело, без бабской игры все в тон.
Ей бы это самому Сырцову сказать, тогда уж наверняка его поборола, ибо он своим гнездом гордился.
— Он — вообще молодец, — лениво заверил ее Махов.
— А как бы умаслить нашего молодца?
— Уже умаслила, раз не прогнал.
— Думаете, уговорила?
— Еще нет. Почти уверен, что ответ — положительный или отрицательный он даст вам завтра.
— Тугодум?
— Чего нет, того нет! — убежденно не согласился Махов.
— Тогда зачем ему тянуть резину?
— Вот у него и спросите, — посоветовал Махов, увидя, что в комнате объявился хозяин с подносом в руках.
— О чем вы хотите меня спросить? — вежливо поинтересовался Сырцов, снимая с подноса и поочередно ставя на журнальный столик безшнуровой электрический чайник, непочатую бутылку «Энесси» с тремя пузатыми рюмками, банку растворимого кофе, тарелку с нарезанным лимоном, тарелку с сыром и три темно-коричневого стекла кофейные чашки с такими же блюдцами. Он еще не знал, как называть знатную гостью: просто по имени или по имени-отчеству.
— О многом, дорогой Георгий, — вывернулась многоопытная певица.
— Кофе, к сожалению, растворимый, — формально огорчился Сырцов, третьим усаживаясь в кресло у журнального столика. Устроился поудобнее и приступил к разговору: — Меня-то спрашивать, по сути дела, не о чем. При определенных условиях расспрашивать надо вас.
— Не мучайтесь, — пожалела его прозорливая певица. — Зовите меня просто Анна, можно даже Аня. А то Анюта или Нюрка.
— А мне дальше Анны идти не позволялось! — заметил Махов. Он, отколупнув мягкую фольгу, вытаскивал пробку из бутылки «Энесси».
— От вас я никогда не зависела, Леонид. А вот от Георгия завишу, потупилась Анна и, резко сменив интонацию, отчаянно заблажила: — Жорик, давай на брудершафт!
— Такими шокинг-перепадами я всегда восхищаюсь в ваших песнях, вежливо признался Сырцов. Махов, разливавший по рюмкам, дважды икнул от сдерживаемого смеха и слегка промахнулся. На лакированной плоскости стола растеклась коньячная лужица.
— Что с вами, Леонид? — светски холодно спросила Анна.
— Анна, Леонид! Мы пьем или не пьем? — разрядил ситуацию Сырцов.
— "И пью, и пью, и пью я", — в самом низком регистре спел отрывок песни старого бурша из давно забытой оперы полковник Махов.
— И за что же ты пьешь, Леня? — задал вопрос Сырцов. За Махова быстро ответила Анна:
— Хотелось бы за почин.
— Для начала все-таки за знакомство, о котором я, как всякий российский обыватель, мечтал всю свою сознательную жизнь! — произнес тост хозяин дома.
Деваться некуда. Выпили. Закусив кусочком сыра, Анна, довольная комплиментом, сообщила Сырцову свои первые о нем впечатления:
— Вы — лихой паренек, Жора. Ни погладить, ни ухватить, ни ущипнуть.
— Это хорошо или плохо? — поинтересовался Сырцов.
— Да хорошо, хорошо! — Анна опять перешла в наступление. — Золотце вы мое, поработайте на нас, ну что вам стоит?
— Мне — ничего.
— Значит, нам? — обрадовалась Анна, но насчет того, что это будет стоить им, речи не повела: помнила маховский совет.
Но сам Махов, почувствовав, что разговор зависает, перевел его на сугубо деловую основу:
— Ну как, Жора? Соглашаешься? Да или нет?